«Сейчас, пока не вернулись! Раз, два...»
***
Птица вернулась домой, когда темнота уже почти полностью накрыла Лес, закрыла вход в подпол небольшим комодом, с грохотом повалив его на пол, и тут же принялась гасить лампы, отказываясь отвечать на любые вопросы доктора, который уже сто раз успел пожалеть, что не настоял на своем и не пошёл с ней. Глаза у неё были совершенно дикие.
Как оказалось, почти вся мебель в дальней комнате тоже предназначалась для баррикад, поэтому что, закончив со светом, Галка начала стаскивать её к двери. Доктор поспешно присоединился к ней.
- Ладно, дай угадаю: ночью здесь нельзя спать. - Он произнёс это с лёгким смешком, словно пытался пошутить. Галка была предельно серьёзна.
- Почему, можно. Только опасно, и вряд ли вы сможете. Лучше потерпеть до утра, даже если сильно устал. - Она суетилась и говорила шёпотом. Закончив, Птица встряхнула начавшими ныть руками и пристально посмотрела на Джоша. В темноте он различал только едва-едва видимый светлый силуэт лица и глаза: два жутких, резко отсвечивающих голубым идеальных круга.
- Послушайте внимательно. Теперь нужно просто и тихо дождаться, пока ночь не закончится.
- Просто сидеть и ждать?
- Да. Сядьте где-нибудь так, чтобы вас не было видно из окна и постарайтесь не шевелиться, но... - Птица замялась, ей сложно было объяснять словами то, что каждый житель Леса и так интуитивно понимал. - ... как бы и не оставайтесь на одном месте долго - переходите иногда... в общем, просто делайте, как я, и всё должно быть нормально.
- А если нет? - Тихо спросил доктор. Галка подошла и осторожно вложила в его руку кусок арматуры.
- Придётся драться.
Жить тихо, не нарушая чужой дрёмы звуком своего голоса, не поднимая головы, не задевая взглядом того, на что не следует смотреть. Идти, неважно, куда, хоть кругами, главное - понемногу, медленно, даже не думая никого обгонять. Но и останавливаться нельзя, чтобы не утратить иллюзию деятельности. Так можно бесконечно скрываться среди толпы, где каждый второй играет в прятки с самим собой, думая, что его ищут.
Джош до конца не верил, что Птица не шутила. Но она ушла в другой конец комнаты и села на корточки в углу, плотно завернувшись в куртку и опустив голову. Глаза пропали, и вместе с ними она полностью исчезла в темноте, становившейся с каждой минутой всё более и более густой. Тонкие узкие лучики белого лунного света снаружи еле-еле пробивались сквозь неё. Галка молчала, доктор не решался нарушить странную, гнетущую тишину, которая наполнила дом с уходом солнца. Ничего не изменилось, только ему казалось, что стало чуть тяжелее дышать. Но это была ещё не ночь. Настоящая Ночь обрушилась на них только несколько минут спустя.
Хруст и шелест примятой травы, шорох трущейся о кожу одежды, и шаги, шаги, шаги: быстрые, медленные, ускоряющиеся, шаркающие, топающие, словно кто-то с силой вколачивает пятки в землю. Множество сливавшихся, перекрывавших друг друга звуков, постепенно переполняли ночную тишину, растягивали воздух, как наполняемый водой воздушный шарик, становились все ближе и отчетливее. Джош чувствовал, что начинает нервничать: дышать стало ещё тяжелее, голову сдавило, на лбу и под носом выступила испарина.
«Что там? Что там такое?!»
Он не выдержал и поднял глаза на окно.
Слабые-слабые прозрачные полоски света, проникавшие в комнату через щели между досками, мигали, как семафоры. Кто-то сновал мимо окна туда-сюда, совсем близко, чуть ли не отирая боками стены. И не один - многочисленные осязаемые тени роились вокруг дома. Доктору казалось, что он чувствует их движение кожей.
Кто-то забормотал. И ещё один - чуть ближе. И снова - прямо за стеной, к которой он, сам того не замечая прижимался. И опять, уже как будто в голове. Бесполые, почти одинаковые голоса, сначала они слились в равномерный, всё нараставший и нараставший гул вместе с шорохами. Воздух прорезал высокий резкий, похожий одновременно на истеричный смех и собачье взлаивание звук, заставив мужчину резко вздрогнуть. Ему ответили низкий гогот и насмешливое улюлюканье, бормотание за стеной стало громким и недовольным, а потом вдруг сменилось гневным рыком.