Других можно отличить только так: они склонны колебаться, принимать странные, иррациональные решения, противоречить самим себе. Неконтролируемая свобода воли открывает перед ними все дороги. И она же раз за разом бесконечно толкает их в пропасть.
Лежавший на земле человек вдруг тяжело захрипел. Волк сел, выпрямился, его острые уши тут же встали торчком. За деревьями, совсем недалеко разнёсся визгливый полный бешенства и разочарования вой. К нему присоединился второй, третий, и сонм истеричных голосов двинулся сквозь Лес прямо к ним.
Зверь замялся. Не от испуга. Несколько мгновений он размышлял, что делать, задумчиво глядя на распростёртое на земле под ботинками существо. Потом досадливо оскалился, наклонился, с легкостью забрасывая почти невесомое для него тело на плечо, встал, с силой толкнувшись от земли и пошел, почти побежал вперед.
Спина чуяла погоню, ноги сами несли его от трясины вглубь чащи, словно он знал, куда бежать, хотя глаза практически ничего не видели перед собой. Воздух вокруг был почти неподвижным, но Зверю чудилось, будто в ушах у него воет ветер.
«Ну же! Чуть чуть!»
Он влетел крохотную прямоугольную каменную коробку, крыша которой тонула в ночной темноте, почти швырнул свою ношу на пол и тут же развернулся, всем весом наваливаясь на прогнувшуюся вовнутрь дверь. Ночь только начиналась: она с небрежной лёгкостью могла убить двух наглецов, опоздавших скрыться с её глаз. Волк хорошо знал это, но боролся с бешеным, почти радостным азартом. Он согласен был принять смерть от её лап и тысячу раз, лишь бы больше никогда не оказаться в трясине.
Незнакомец очнулся только поздним утром, когда Волк, устав от ожидания, уже хотел уходить. Он тяжело приподнялся на руках и только потом открыл глаза. Точнее, один глаз. Второй спекся в черную пористую массу вместе с веком.
- С добрым утром, спящая уродица. - Кисло усмехнулся Волк. Сидящее на полу существо странно дернуло головой, потом развернулось к нему всем корпусом - мышцы шеи с одной стороны словно расплавились и затвердели, намертво прикрепив к себе нижнюю челюсть.
Один глаз был почти цел. Он ярко синел среди застывших нитей черной смолы, пытаясь разглядеть Волка.
- Что, сказать ничего не можешь? Горлышко пересохло? - Ему показалось, что в ответ на явную издевку уголок рта незнакомца оттянулся в улыбке. Он вяло пошарил рукой в кармане. И достал маленькое круглое карманное зеркальце с треснувшей и потемневшей крышкой. Волк, не отрывавший от незнакомца пристального изучающего взгляда, на мгновение раскрыл пасть от удивления и тут же нервно расхохотался.
- Ты че, марафет наводить собрался, уродица?
Незнакомец, не обращая внимания, раскрыл зеркало и, положив на колени, склонился над ним.
Морщась, он ломал затвердевшую горелую кожу, отрывал вместе со здоровой и бросал хрупкие угольки вперемешку с белыми кровящими лоскутами на пол. На её месте вместо обнаженного мяса оставалась другая, более темная и плотная. Кончики пальцев мягко пробегали по ней, оставляя россыпи веснушек, сминая, как глину, придавая кое - как сидящей на черепе плоти новую форму. Глаза открылись и внимательно заглянули в отражение на блестящем, почти идеально гладком, без единого скола стекле. Они стали зеленоватыми, слегка выпуклыми, надбровные дуги ушли вверх, веки теперь были хорошо заметны и обнимали глазные яблоки с двух сторон.
Фраза «потерять лицо» редко воспринимается буквально. Потому что люди чаще утрачивают иллюзорный облик, кропотливо собираемый и поддерживаемый разумом, чем кусок плоти, налепленный на череп спереди и прикрытый кожей. Но это не так важно, потому и с тем, и с другим расставаться им одинаково тяжело. Потеря того, что они считают личностью, погружает их в отчаяние так же верно, как неспособность увидеть собственное отражение в зеркале.
Из под рук выходило прямоугольное угловатое лицо с крупными чертами. Последним штрихом он прижал и резко взъерошил ладонями прилипшие к голове темные волосы: они удлинились, упали на плечи, стали рыжими. Теперь в зеркальце отражался конопатый деревенский парень - кровь с молоком.
- Реально, намарафетился. - Волк озадаченно хмыкнул. Такой экземпляр ему попадался впервые.
- Очень удобно, между прочим. - Наконец отозвался незнакомец, с щелчком закрывая зеркальце и убирая его обратно в карман странных брюк с подвернутыми и завязанными под коленями широкими штанинами. Вертеть шеей он всё ещё не мог. Новенькое, чистое лицо казалось чужим на тощем и грязном, странно изувеченном теле.