- Вот и пускай проявляют сговорчивость. А нет - буду только рад покончить с этими ублюдками, они меня давно уже бесят. Только хрен они захотят с нами даже разговаривать. - Он сердито махнул ручищей. - Ладно - эта дурында малолетняя, но ты-то помнишь, какое говно начинается, стоит кому-то из нас показаться им на глаза? Да даже когда они тебя с твоей смазливой человеческой рожей спалили. Хочешь сказать, приятно было вилами под ребра получить?
Полоз почти не изменился в лице, но его молчание было достаточно красноречивым ответом. Наконец, он кивнул, соглашаясь:
- Это не совсем подходящий пример. Но, да, я понимаю, о чём ты.
Змей мог придать своему лицу любые черты, состарить или омолодить его, подогнать как угодно, по своему желанию. Это позволяло ему ненадолго смешиваться с местными, которые с подозрением относились к чужим, но не трогали его, принимая за человека из другого поселения. Его лицо умело принимать любые выражения: хмуриться, печалиться, удивляться, красиво улыбаться и даже смеяться, при необходимости - сердиться. И всё же был один изъян, выдававший его ненормальность. Глаза. Равнодушные и пустые, с всегда суженым, почти неподвижным зрачком. Богатая мимика искусственно придавала им выражение, но не могла оживить по настоящему. Галка заметила это при первой же их встрече.
«Мёртвые» глаза были свойственны теням и оборотникам - опустошённым людям, которые изжили себя раньше, чем умерли. Днём они вели себя совершенно нормально, никак не выделяясь среди своих сородичей, только часто цеплялись к окружающим без всякой на то причины и проявляли особое, подозрительное внимание к детям. Ночью же они уходили и охотились, как и все остальные темные порождения Леса. От обычной нечисти их отличало присутствие интеллекта и мышления: они могли очень долго жить среди «нормальных» людей, ничем не выдавая себя. Поэтому долгожителей местные не любили: от них пытались избавиться при первом же удобном случае.
Она тогда сказала: «Как-то странно. Как можно врать лицом, а на словах говорить правду? Обычно наоборот бывает».
После этого Змей избегал изображать при ней эмоции.
Тот случай был похожим. Сухой, жилистый мужичок средних лет с жесткими, встопорщенными седеющими усами и жалобным взглядом. И на удивление яркий для своего возраста, почти как ребёнок. Местный юродивый. Односельчане его отчего-то не любили и демонстративно игнорировали, изредка награждая косыми взглядами. Едва заметив Полоза, он начал приглядываться к нему со странным подозрением. Змей тогда не придал этому особого значения. Он решил, что несчастного сумасшедшего всё равно никто не воспримет всерьёз. Но тот и не собирался бить тревогу, как будто и сам это понимал. Он подкараулил Полоза, когда тот уже собирался уходить и трясущимися руками ткнул в живот ржавыми вилами.
«Плохая рана, в таких условиях - практически смертельная». - это было единственной мыслью Полоза в тот момент. Когда они смотрели друг другу в глаза с одинаковым испуганным изумлением. Но не последовало ни кровотечения, ни заражения, ни смерти. Даже боль, и та была приглушённой - он легко успел убраться оттуда, прежде чем кто-то забил тревогу. Раны затянулись сами собой через пару дней, не оставив даже рубцов. Юродивый остался лежать за сараем с пробитым черепом.
Это была структура, очень хорошо копировавшая человеческое тело, тонкая имитация, учитывавшая буквально всё: линии, складки и морщинки на коже, дыхание, хруст суставов, биение пульса, мелкие движения, вроде моргания. И все же - только имитация. Нанести ей тяжёлые физические повреждения было непросто. Её уязвимость заключалась в другом.
Не прошло и пары дней, как их подозрения подтвердились, и Полоз наткнулся на первого незваного гостя. Он пытался в одиночку пробраться в северную часть Болот, где их селение хранило запасы. Напуганный, напряжённый до предела, он ощутил опасность, но это его не спасло. Глаза и уши, обманутые тяжёлым и густым болотным воздухом не помогли определить её источник. Сенсорная восприимчивость у Змея была развита хуже, чем у среднего человека. Её целиком заменяло другое чувство, позволившее обнаружить и выследить незваного гостя, не видя и не слыша его. Первый удар не нанёс ему ни царапины, лишь оставил болезненное ощущение выжженности и тоскливое чувство, будто случилось что-то непоправимое.
Она имела текстуру, вкус, цвет и запах и оставляла след везде, где появлялась. Она заставляла двигаться и живое, и мёртвое. Материя, которую интуитивно ощущал и использовал каждый, и о существовании которой не знал практически никто. Способность точно определять её местонахождение была свойственна неживым существам.