Но даже те, кто не видел и не понимал логики лесных законов, знали или хотя бы догадывались, что есть и другая сторона. Озарения. Небольшое чудо Леса, которое можно было встретить, только блуждая среди деревьев, и чем гуще и темнее была чаща, тем выше был шанс его найти, случайно или намеренно.Это были короткие, мгновенные видения, иногда яркие, ослепляющие, иногда тонкие, еле заметные, покалывавшие сердце, словно тонкие иголочки. Они являлись в виде целых картин или же звуков, запахов, чувств и ощущений. Озарения не всегда были приятными и счастливыми, но они неизменно будоражили что-то внутри, разжигая новый огонь даже в тех, кто был уже готов погаснуть. Чувствительные люди иногда осмеливались заходить глубоко в чащу в одиночку, в надежде их найти. В погоне за этими неуловимыми, но манящими видениями легко было встретить смерть, поэтому такие бедолаги почти всегда жили недолго, ярко и болезненно. Однажды встретив Озарение, всегда хотелось найти ещё одно, и ещё. Отказаться от них было сложно. И всё же для большинства людей они были лишь пьяняще красивыми картинками. Они не задумывались о том, что на самом деле показывал им Лес.
Как бы тщательно лесные обитатели ни пытались отмерять часы, вести счёт времени у них не получалось: оно незаметно путалось, терялось, и все события, которым было больше двух-трёх недель, автоматически становились «давними» или вовсе забывались. В памяти оставались лишь вехи - серьёзные, яркие происшествия, по которым ещё можно было отследить течение времени. Хотя, даже если бы они перестали это делать, ничего бы не изменилось. Местные жили сегодняшним днём, тщательно избегая ненасущных вопросов, которые не были связаны с выживанием напрямую. Сейчас в Лесу было гораздо тише, чем когда-то, и они этого не замечали. Порой Полозу казалось, что они не замечают и самого Леса. Слепые, как земляные черви, они копошились, не задумываясь о том, что их окружает. Отсчитывая дни и недели, они не знали прошлого. Живя сегодняшним днём, они не чувствовали настоящего. Заботясь о продолжении рода, они не видели будущего.
Змей не мог жить вслепую. Поэтому он ценил Озарения несравнимо больше всех остальных обитателей Леса. Для него разворачивавшиеся перед внутренним взором внезапные картины были кусочками головоломки, сложив которую можно было получить ответы на любые вопросы. Лес охотно поощрял его поиски: каждый раз дополнительной и едва ли не более ценной наградой становился значительный прилив сил, позволявший двигаться дальше.
Сбор сведений их систематизация и непрерывный анализ - его подвижному, но холодному, не подверженному хаотичному влиянию сильных эмоций уму это занятие удачно подходило. Кроме того, для него это было единственным способом поддерживать жизнь. Он не мог остановиться, не мог окопаться в одном месте, ждать и защищаться, как другие. Отсутствие движения в буквальном смысле убивало его.
Как устроен этот мир, когда он появился, всегда ли был таким, каков он сейчас? Лес однажды подсказал ему сам. Озарение явило ему безграничное пространство, похожее на идеально чистую и ровную водную гладь глубокого темно-синего цвета. Чем дальше по нему скользил взгляд, тем светлее оно становилось, а у самого края уже голубоватый оттенок неуловимо переходил в бледный нежно-оранжевый цвет. Если бы не верхушки деревьев, неровными зубцами черневшие на его фоне, Полоз даже не понял бы, что это - небо. У него тогда перехватило дыхание от непривычной смеси изумления и восторга. Изо дня в день, сколько он себя помнил, Лес укрывало сплошное, тяжёлое молочно-белое облако, которое изредка частично сходило по ночам, ненадолго открывая взору покрытую серыми пятнами луну и крошечные мерцающие вкрапления звёзд. Если кому-то вообще пришло бы в голову ночью вспомнить о небе и попытаться высунуться из своей норы, чтобы на него взглянуть.
Озарения жили в Лесу, как и тени. Иногда одно и тоже видение можно было случайно поймать несколько раз. Иногда его можно было вызвать или отыскать как воспоминание. Но скольким из тех, кому довелось увидеть ясное небо над Лесом пришло в голову, что когда-то он был другим?
Змей ступил на тропу, спокойно, не торопясь. И, сделав всего несколько шагов, почти сразу погрузился в густой полумрак: белый дневной свет просачивался в чащу с трудом. Его глаза не привыкали к темноте. Она не расступалась для него даже на чуть-чуть, как перед другими.