В этот раз она опоздала. Лицо уже пошло темными пятнами. С правой стороны вдоль переносицы, а потом - по щеке к подбородку тянулась влажная размазанная красноватая дорожка. Начиналась она на лбу, почти над глазом, где Галка уже давно ощущала острую болезненную пульсацию. Там кожа вздулась, лопнула, и наружу показался кончик жесткого чёрного стрежня. И, словно этого было мало, слева от скулы по всей щеке расплылся черный с желтоватыми краями кровоподтёк, из-за которого даже слегка припух глаз.
Волк почему-то страшно разозлился, когда обо всём узнал. И расколотил зеркало, которое уже давно раздражало его каждый раз, когда он приходил.
- Теперь иди на луг, забирай труп и тащи в подвал к остальным. И мне плевать, как ты это сделаешь!
Галка никогда не видела Зверя в таком бешенстве. Хотя в тот момент он даже уже не орал. Просто приказал. И она шла. Прямо сейчас: нехотя, еле переставляя ноги, кукожась и норовя разреветься, она шла выполнять приказ, словно Волк, как минимум, пригрозил её пристрелить.
Входную дверь галкиного дома подпирал старый беззубый рояль. Одна ножка была без колеса, но даже окажись оно там, Галка не смогла бы сдвинуть тяжелый инструмент ни на миллиметр. Она оттащила в сторону лежавший на полу небольшой комод, скользнула через открывшуюся дыру в подпол, проползла под домом и оказалась снаружи.
Было прохладно, легкий ветер шелестел листьями в широко раскинувшихся над головой древесных кронах. Под открытым небом голова быстро перестала кружиться, но вместо сжимавшихся стен Галку теперь пугало параноидальное ощущение, что за каждым кустом притаился кто-то враждебный, ненавидевший её, только и поджидавший момента, чтобы кинуться и убить.
«Как мне туда добраться? Да ещё и... меня просто убьют!»
Лес, без сомнения, мог пугать. Он был пристанищем мрака, в котором скрывались, находя пристанище под ветвистыми кронами, среди толстых узловатых корней опасные существа. Но чем мог быть опасен цветущий луг - сплошное открытое пространство, безмятежно зеленевшееся под лучами дневного солнца? Галка думала так же, когда впервые решилась туда пойти. Теперь открытая местность вызывала у неё приступы панического ужаса, равно как и тесные замкнутые помещения, в которых она быстро начинала задыхаться.
План был предельно простым: нужны были отвлекающий маневр и что-нибудь для маскировки, чтобы хоть на короткое время остаться вне поля зрения тварей, незаметно заселивших луг. Ни того, ни другого в убежище Птицы не нашлось. Она оглядела себя и в очередной раз признала: да, Волк, определенно, был прав, одежда совершенно неподходящая. Для похода годились только высокие грубые ботинки, всё остальное - слишком открытое. Придется искать что-нибудь другое, укутываться в старые пыльные тряпки до самых ушей. Как она раньше не понимала, что даже сейчас, когда запах крови должен быть ещё почти незаметен, её легко обнаружить и выследить.
Почти любую мало-мальски полезную вещь в этих местах нужно было искать или у Волка, или у местных. Зверь со своим скарбом без веской причины не расставался и не делал ни для кого исключений, если не брать в расчет находящую изредка блажь. Было бы наглостью заявляться к нему с какими-то просьбами сейчас, когда он так сердит на неё. Оставался один вариант, который повергал несчастную Птицу в полное уныние.
«Местным» можно было назвать почти любого обитателя Леса, но «уроды» этим словом обозначали людей, живущих в нескольких крохотных, раскиданных по всем более-менее свободным от деревьев местам поселениях. Несмотря на царившие в Лесу голод и запустение они как-то умудрялись не только выживать, но и сохранять свою популяцию. Галка редко приближалась к их домам, но чуть ли не каждый раз видела на улице незнакомых детишек. Худые, очень жилистые, они вяло пытались предаваться обычным детским забавам, когда взрослые ненадолго оставляли их в покое. Это были те, кому удалось вырасти в тяжелых общинных условиях. Их кормили ровно столько, сколько нужно было, чтобы не умереть с голоду, они начинали работать и защищать поселение наравне, едва успев подрасти, и шли на корм скотине или собственным товарищам по играм, если оказывались слишком слабыми, чтобы выжить.
Иногда в поведении местных проскальзывало что-то, что позволяло узнавать в них людей, однако открыто приближаться к ним не рисковал даже Волк. Они жили замкнутыми очень сплоченными общинами с непонятной иерархией и жесткими порядками. Иногда между поселениями или внутри их возникали конфликты, но они никогда не перерастали во что-то масштабное: слишком велика была внешняя угроза, чтобы позволять себе настоящую войну. Примирение обычно ознаменовывалось праздником, на которых виновников раздора, реальных или мнимых приносили в жертву, дабы сплотить остальных. Жертвоприношение совершалось так, чтобы удовлетворить жажду зрелищ людей, образ жизни которых убил в них способность испытывать сочувствие, но не привести в негодность тела. Есть хотелось всем, в том числе и скоту, а посевы далеко не всегда дозревали до жатвы.