— Меня, поди, не пришибёт, а я погляжу, кто у нас такими делами занимается, так ему на голову не шишку и не ледышку, а речной валун уроню. Ну, как там?
— Кровь заговорила, а ухо рваное останется.
В дверь, как всегда некстати, сунулась Чука.
— Во, словила, приволокла. Говорит, что знаток.
Поймала Чука мальчишку лет восьми, а может, и поменее. Сам худой, одежонка ношеная. Не иначе подпасок.
— Путла, ты опять за своё? — грозно спросил волшебник.
— Это ты опять за своё!.. — заголосила Путла. — Напраслину на меня возводить! Я и прежде не людоедствовала, а сейчас у меня вовсе зубов не осталось.
— Мальчишку, зачем похитила? Дождёшься, что сюда городские маги с ружьями явятся. Я-то скроюсь, а тебе однозначно конец придёт.
— Не похищала я его. Это Чука, дурында этакая, расстаралась. Я её посылала знатока найти, а он кого нашёл?
— Какого тебя знатока взыскалось?
Хорошо ещё, что Путла не произнесла слово «грамотей», а со знатоком можно и отговориться.
— Песенника мне нужно. Поучусь у него и буду песни петь, а то соловьиные трели поднадоели, с души воротит.
— А уж как ты завоешь, выпь краше поёт.
— Это потому, что я неучёная. А как выучусь, то такую концертину задам, твоё рваное ухо разом не срастётся, так отвалится. А ты, малый, чего стоишь? Давай, пой, даром тебя, что ли, сюда волочили.
Мальчишка хлюпнул носом и, поняв, что если его съедят, то не сразу, жалобно затянул:
— Тётеньки, дяденьки, пожалейте голодного, пожалейте холодного, пожалейте безродного!..
— Ишь, как жалостно заливается… Чупан, у тебя копеечки нет, подать малому?
— У меня-то есть, а ты подавай свои. А то обрадовалась, милостыньку подавать чужими деньгами.
— Мелких нет, а на алтын он ещё не напел. Давай, голосистый, пой ещё.
— Тётеньки, дяденьки, я прошу вашей жалости… — завёл мальчишка, и Путла подвывала ему, как умела.
— Распелись… — проворчал Вокчупан. — Давайте, пойте, а я пойду. Только смотри, загубишь мальчонку, сюда городские колдуны явятся с ружьями. Мне-то что, я от них уйду, не догонят, а тебе — пропадать.
— Уж как-нибудь, — напутствовала чародея Путла.
Обождала, пока колдун уберётся подальше, вытащила из загашника книгу.
— Это что?
— Книжка.
— Прочесть можешь?
— По слогам могу, а про себя не выучился.
— Мне про тебя и не надо. Показывай слоги.
Учение пошло не то чтобы быстро, но ходко. Путла узнала, что знаки на страницах книги называются буквами. Если их собирать попарно, получаются слоги. Всякая волшебная сила в слогах пропадает, а что отдельные буквы силу имеют, Стёпка, так звали мальчонку, представления не имел. Это правильно, это хорошо, а то всякий дуралей выучившийся читать, принялся бы колдовать, и такого бы наворожил, что только держись. Слоги собирались в слова, совершенно бестолковые, какими говорят в городе. Путлу эти словеса не интересовали, она понимала, что их составили для вящей путаницы, чтобы дуралей, которому попадёт в руки книга, не научился её использовать для настоящего колдовства.
Каждая буква имела своё наименование и особое звучание. Вот их Путла запомнила накрепко и на этом учёбу прекратила.
Теперь предстояло учиться колдовать, а в таком деле помощников не бывает. Кое-что Путла понимала и без книги. Вот, скажем, давнее Путлино умение кровь заговаривать. Можно не заговорить, а отговорить так, что из малой царапины руда хлынет струёй, как из боевой жилы, и поцарапанный умрёт у тебя на руках. Обратное ещё хуже. Заговоренная кровь загустевает, и по уму, нужно остановиться вовремя, чтобы она загустела в ранке и нигде больше. А то загустеет в сердце, и раненого хватит кондрашка. Потому кроме Путлы никто в лесу кровавые раны не заговаривает, а зализывает, как может.
Также обстоят дела и с книжными умениями. Одно дело вызвать град, чтобы крестьянам на полях урожай попортить, совсем иное, такие ледыхи наворожить, какими она едва Вокчупана не прикончила.
Путла шлёпала губами, словно повторяя в очередной раз звучание бессмысленных слогов, а на деле чуть слышно обозначая волшебные буквы, так, чтобы они не проявили ненароком своей силы. Не хватало ещё, чтобы Стёпка угадал, какое значение имеют складывающиеся в слога буковки. Хотя, Стёпке было не до того. Он дразнил Чуку, стараясь ухватить её за хвост, уворачиваясь от щёлкающих зубов и совершенно не вспоминая, как его волочили по лесу к дикой избе. Поверил малец, что Путла его не съест, и немедленно оборзел. Конечно, Путла ворованного мальчишку съесть не может, а вот Чука так очень даже.
Довольно скоро многие буквы обозначили свою суть, и Путлу взяло сомнение. Одно дело, когда умеешь, как следует ворожить, совсем иное, когда только учишься и, хочешь — не хочешь, делаешь ошибки. Опытную колдунью на хромой козе не объедешь, а сейчас только попади на зуб Вокчупану, мигом останешься без книги, а то и без головы. Значит, на учёбу нужно из леса уходить.