— Надеюсь, Анри не держит на меня зла, мадам? — вопрошал тем временем старый морской волк, откровенно пожирая ее глазами, а мадам поднимала уголки губ в улыбке, не забывая кокетливо трепетать длинными ресницами, и отвечала нарочито тонким девчоночьим голоском:
— Что вы, месье Леклерк, Анри даже не думал винить в этой трагедии вас. Ответственность за нее лежит лишь на презренных пиратах, и мой муж рад, что вы по-прежнему служите короне и нашему дорогому губернатору, защищая эти воды от подобных нехристей.
Признаться, вела она себя безукоризненно. Столь же недалекая, сколь и красивая, даже не понимает, что старик говорит одно, а делает другое. Вовсю оказывает ей знаки внимания на самой грани приличия, несмотря на все его заверения в искренней дружбе с месье Деланнуа. Безупречная маска кокетства и откровенной глупости. Фрэнсис, пожалуй, тоже бы на нее купился, если бы не знал, в чьей каюте эта дама предпочитала коротать ночи. Такая дурочка наскучила бы Джеймсу еще до того, как дело бы дошло даже до второго танца, не то, что до постели. До постели бы, собственно, и не дошло. О прочем и говорить было нечего. Драться за подобную глупышку с пиратами он бы, конечно, стал, но исключительно из чувства долга и неискоренимого джентльменства. И уж точно не с такой яростью.
Коммодор Далтон тем временем продолжал бушевать в мыслях и всё чаще огрызаться на любую, даже самую безобидную фразу в его адрес.
— Тебя послушать, так ты единственный стоящий моряк в этих водах!
— Не единственный, — невозмутимо парировал Джеймс, но Фрэнсис прекрасно видел, чего ему стоила эта невозмутимость. — Но я хожу по ним уже почти пять лет, а ты, насколько я помню, всегда предпочитал северные широты южным.
Вот и предпочитай дальше, отчетливо читалось при этом в серо-зеленых глазах. А в мою жизнь не вмешивайся.
Подумать только, рассуждал Фрэнсис в мыслях, ты сбежал от своей семьи на край света, а они всё равно тебя нагнали. И продолжают пытаться диктовать свои условия. Катрин Деланнуа отнюдь не причина. Она следствие. Результат того, чем оборачиваются попытки контролировать каждый шаг сына. Но как бы не случилось беды.
Спор разгорался всё сильнее с каждой новой фразой, а легкомысленная французская компания тем временем только хихикала и обменивалась то комплиментами, то завуалированными оскорблениями.
— Слышала я, дорогая Кати́ш, — прощебетала мадемуазель Тревельян, склоняя набок голову в светлой шляпке, — одна из твоих сестер тоже рвалась в это увлекательнейшее путешествие.
— Увы, мне пришлось ей отказать, — пожала хрупкими плечами в красной амазонке мадам Деланнуа и на мгновение сбросила личину кокетливой дурочки. — Флори́ порядочная девушка, да еще и незамужняя, ей не стоит находиться среди такого количества мужчин.
Если подумать, себя мадам этой фразой тоже оскорбила, но противнице досталось сильнее. Ее и без того считали… не девицей, хотя, разумеется, даже не думали этого озвучивать — шутка ли, двадцать семь лет и ни намека даже на помолвку с каким-нибудь благовоспитанным соседом-плантатором, — а уж в свете того интереса, что мадемуазель внезапно проявила к едва знакомому англичанину… Выводы напрашивались неутешительные.
— А сын? — уточнила тем временем мадемуазель, ответив на выпад лишь оскорбленным румянцем, едва заметным под слоем пудры на и без того бледном лице. — Такой чудесный и бесстрашный мальчик, неужели он не желал отправиться вместе с тобой? Мне казалось, — пухлые губы мадемуазель сложились в ядовитую улыбку, — он очень похож на отца.
И бледно-голубые глаза наградили одного из переругивающихся английских офицеров долгим внимательным взглядом. Джеймс этого взгляда не заметить не мог, несмотря на чересчур оживленный разговор с кузеном, но, очевидно, заранее предполагал нечто подобное и мадемуазель проигнорировал. Зато ее переглядывания не оставил без внимания Фитцуильям, нахмурившийся еще сильнее.
— Он похож на меня, — невозмутимо парировала мадам Деланнуа с не менее ядовитой улыбкой. — Разве ты не заметила?
Однако некоторой доли хитрости у мадам было не отнять. Едва ли она целенаправленно подбирала себе любовника, как породистую лошадь, но, с другой стороны, для ее ребенка ситуация складывалась весьма удачно. Поди докажи, от кого он унаследовал темные волосы и зеленые глаза: от матери или от отца? Которого никто на Мартинике и не видел толком. Любящая мать, надо полагать, ставила на это же. Другое дело, что родители у этого ребенка были мало схожи чертами лица, и если мальчик пошел не в мать, то долго выдавать его за законного сына от мужа она не сможет. Порода у Норрингтонов была не менее приметная, чем у семейства Моро — насколько позволяли судить черты одной лишь мадам, — и было даже интересно, чья кровь окажется сильнее. И как проявит себя в лице ребенка. Фитцуильям тоже явно пошел в мать — насколько мог помнить Фрэнсис, видевший ее всего пару раз, — но на дядю и кузена походил разве что профилем.
— И имя любопытное, — согласилась тем временем мадемуазель Тревельян. — Жан-Марен, верно? Коммодор, а вы знали, что Марен переводится с французского как «морской»? Наша дорогая Катиш так любит море, что даже сына в честь него назвала.
Вот поэтому, рассеянно думал Фрэнсис, и говорят, что женщина на корабле к беде. Против Катрин Деланнуа он, пожалуй, и не возражал — жаль только, что в присутствии Фитцуильяма она играла наивную дурочку и даже не пыталась говорить о серьезных вещах, — а вот второй даме действительно стоило остаться в порту и не заставлять мужчин ударяться в неуместную галантность.
— Однако вы, мадам, романтичная натура, — вмешался он в разговор, всерьез опасаясь, как бы этого не сделал Фитцуильям. Иначе тогда бравые английские офицеры непременно подерутся. И не с пиратами, а друг с другом.
— Я женщина, капитан, — ответила мадам уже без глупых девчоночьих ноток — которые, к тому же, совершенно не шли ее голосу — и подняла уголки губ в тонкой улыбке. То ли уже знала, что перед ним притворяться бесполезно, то ли просто сочла его достойным доверия и разговора на равных. — Мне простительно вздыхать из-за всяких глупостей.
Ну-ну. Глупостей, как же. А знали бы вы, мадам, какой багаж эта глупость привезла с собой из Англии. Начиная от собственных жестких принципов и заканчивая отцом-тираном, по-прежнему маячившим где-то за левым плечом.
Впрочем, мадам, может, и знала, и в этом случае уважение к ней возрастало вдвойне, как к женщине не только умной, но и крайне смелой. Раз знала и всё равно не побоялась.
К полудню обсуждение ожидаемо зашло в тупик — хотя оно и без этого не слишком продвигалось, — и господа французы засобирались к своим шлюпкам, согласившись, что пока что им стоит придерживаться предыдущего плана и прочесывать воды в радиусе нескольких миль от Мартиники. В конце концов, нужно было исключить, что пиратская стоянка находится прямо у них под носом, прежде чем выходить в действительно открытое море.
Господа англичане тоже хотели побыстрее сбежать на свои корабли, но едва кают-компанию покинула красавица в красной амазонке, как возмущенный коммодор зашипел не своим голосом.
— Ради всего святого, о чем ты думаешь?! Пусть плывет на французском корабле, раз ей жизнь недорога, а на «Разящем» ей делать нечего!