— Знаешь, я лучше буду видеть тебя раз в полтора-два года, но буду знать, что ты счастлив, чем буду каждый день смотреть на то, как ты сходишь с ума на берегу. Я и сама на этом берегу с ума сойду, будь он хоть французским, хоть английским. Сам подумай, что это за любовь такая, если от нее одно несчастье?
Уж какая есть. И если действительно подумать…
— Мне никогда не везло с женщинами.
Прозвучало глухо — хоть, слава Богу, и без ненужной жалости, — и Катрин подняла на него глаза. Уголки ее губ вновь приподнялись в тонкой, чуть ехидной улыбке.
— Так ведь нельзя иметь всего. Ты разве не знал?
Интересно. И что же в таком случае она понимала под «всем»?
========== XII ==========
Синеву неба заволакивал густой черный дым. Жерла пушек с грохотом и пламенем изрыгали чугунные ядра, стремительно раскручивающиеся в воздухе цепные книппели и едва видимую в дымных клубах картечь. Из поврежденных бортов летели щепки, на изъеденных солью досках оседали кровавые капли и тянулись целые полосы багрового и алого. Свистели пули и пронзительно звенели шпаги, схлестнувшись с саблями и тесаками.
— Огонь! — доносилось с трех деков «Герцогини» разом, и паруса сошедшихся в бою кораблей вновь тонули в поднявшемся снизу дыму. Одни только флаги и трепетали на вершинах мачт: черные с белым, белые с синим и сине-красные.
— «Разящий» увяз в абордаже, — бодро отрапортовал первый лейтенант под грохот пушечной канонады, и в черных клубах на мгновение отчетливо промелькнул красный силуэт. Вблизи, надо полагать, зрелище было еще эффектнее: на палубу пиратского корабля эта фурия не рвалась, но вполне могла реквизировать ружье у кого-то из морпехов. Чего еще, спрашивается, было ждать от женщины, позволявшей себе нарушать правила приличия буквально на каждом шагу?
По сути, коммодор Далтон был не так уж далек от истины. Лишь с той разницей, что ружье мадам Деланнуа прихватила с собой еще с Мартиники. Вместе с парой уже знакомых капитану Норрингтону пистолетов. А потому все попытки оставить ее на берегу — которые озвучивались на протяжении нескольких дней и вплоть до выбора таких выражений, как «Ты забыла, чем обернулась твоя прошлая эскапада?!» и «Подумай о сыне!» — закончились полным поражением. Как и еще более отчаянные попытки удержать ее подальше от боя. Едва впередсмотрящий заметил среди отражающей солнечные лучи синевы корабли без флагов, как мадам взлетела на квартердек, словно птица в алом оперении, и спросила с нескрываемым азартом:
— Они?!
Джеймс ответил не сразу. Долго смотрел в подзорную трубу, чтобы убедиться наверняка — подмечая каждую деталь, которую можно было разглядеть с такого расстояния и сравнивая ее в мыслях с виденными прежде кораблями, — и наконец сказал:
— «Милагро».
— Испанцы?
— Нет, она уже год как считается потопленной пиратами. Впрочем… для морского дна она слишком хороша.
Катрин дернула краем рта и положила ладонь на рукоять пистолета за опоясывающим талию ремнем. Ветер раздувал огромные сероватые паруса, искрящиеся соленые брызги разлетались во все стороны от режущего неспокойную воду форштевня на носу, а она стояла, широко расставив ноги в высоких сапогах и заткнув за кожаную перевязь край длинной широкой юбки, хищно сверкала глазами и смеялась в ответ на даже самые разумные доводы.
— У вас есть лишь один способ меня остановить, капитан! Вам придется бросить меня за борт! И даже тогда я поплыву в сторону пиратских кораблей!
— Вы безумны, мадам!
— Нет! — горели зеленые глаза под низко надвинутой черной треуголкой. — Я влюблена!
Ветер наверняка уносил голоса вперед, свистя над палубой, но, к счастью, штурвал в этот момент уже был в его руках — ни один из замеченных кораблей и не думал ложиться в дрейф при виде военных, как было положено порядочному торговому судну, — а потому на самом квартердеке лишних ушей не обреталось. Младшие офицеры и матросы суетились на палубе и на трех деках под ней, получив команду «По местам!» — да и, без сомнения, давно обо всем догадались, — но излишнее внимание всё же было ни к чему. Мало ли кто и что сболтнет на пьяную голову в первой же портовой таверне. Одно дело услышать обрывок вполне официального — за исключением тона — разговора, и совсем иное — подслушать неуместную любовную ссору во всей красе и подробностях.
Особенно, когда впереди виднелась пиратская флотилия, самым очевиднейшим образом пытающаяся оторваться от преследования. Действительно сто́ящей в ней, пожалуй, была только испанская «Милагро» — и скольких человек подкупили или убили, чтобы разжиться сорокапушечным галеоном? — но сбрасывать со счетов три других корабля — казавшиеся еще мельче в сравнении с испанкой двухмачтовые шхуны — не стоило. Пиратские суда по большей части славились не огневой мощью, а скоростью, небольшой осадкой — чем часто пользовались, без труда уходя от не слишком маневренных кораблей второго ранга на мелководье — и притаившейся под верхней палубой абордажной командой в сотню-две человек. Экипажу «Разящего» потенциальный противник всё равно уступал — в численности уж точно, а, быть может, и в мастерстве, — но бросаться в бой против четырех таких противников разом стоило лишь при наличии надежного тыла. А из всех кораблей сопровождения доверие было только к Фрэнсису.
Подозрение укрепилось, стоило «Герцогине» просигналить противнику и, ожидаемо не получив ответа — вернее, получив, но в виде открывшихся бортовых люков, — начать маневрировать, спешно увеличивая дистанцию. Над четырьмя мачтами противника один за другим взвились черные флаги с белыми линиями костей и даже целого скелета, реющего теперь над грот-мачтой испанки. Сдаваться без боя пираты не собирались.
А Катрин ожидаемо нахмурила брови и возмущенно фыркнула:
— Он не будет участвовать в сражении?
— Зачем? — притворно удивился Джеймс под хлопанье парусов на ветру. «Разящий» дистанцию, напротив, сокращал. — У него два корабля сопровождения, и это не считая наших французских друзей. На абордаж он не пойдет, будет разве что отстреливаться из пушек. Да и противник… опасений не внушает.
Губы недовольно хмурящейся женщины ожидаемо изогнулись в немом вопросе: «Не внушает кому?». Что поделать, это далеко не первый офицер, с которым сыграли дурную шутку излишняя гордость за свой корабль и плохое знание местных вод.
— Мадам, будьте добры, покиньте палубу. Не привлекайте лишнего внимания своим… броским нарядом.
— Держите штурвал крепче, капитан, — парировала Катрин ему в тон, отвернувшись в сторону быстро приближающегося борта испанки. — По нам, того гляди, откроют огонь.
Не ошиблась. Едва расстояние сократилось до пушечного залпа, как небо с грохотом заволокло черным дымом от выстрелов с двух корабельных бортов. Не слишком успешных — на дальних дистанциях точность пушек оставляла желать лучшего, — но «Разящий» всё равно тряхнуло, а испанка и вовсе ответила на попадание громким, почти жалобным треском. Что лейтенанты, что канониры Королевского Флота свое дело знали.
— Заряжай!
От второго залпа из поврежденного борта полетели щепки, и с палубы испанки донесся одинокий пронзительный крик. Штурвал всё же пришлось уступить рулевому. В наполненном дымом воздухе уже свистели не только ядра, но и пули из кремневых пистолетов. А затем в покореженный удачным залпом фальшборт ударили, цепляясь за него изогнутыми крючьями, абордажные кошки на длинных канатах и едва слышно звенящих — в такой-то канонаде — цепях.
— На абордаж!
Где-то в стороне загремели новые пушечные залпы. Приставленный охранять главное сокровище капитана лейтенант Джиллетт округлил глаза при виде вскинутого к плечу ружья и робко попытался пресечь это безобразие:
— М-мадам… Вам бы лучше вернуться в каюту.
— Вам бы лучше, — парировала Катрин, — не стоять столбом, лейтенант. Или вы разучились стрелять?
И спустила курок. На палубу испанки брызнула кровь из простреленной головы.