Корни деревьев не так легко запугать. Они крепче вцепляются в обкуренного парня. Генри хватает то, что на шее парня, и оттягивает это от его трахеи. Я пытаюсь разрезать корни, но они слишком толстые для моего крошечного лезвия.
— Мы должны как-то вытащить его, — говорю я.
Генри оглядывается, его глаза сияют.
— У меня есть идея.
Он указывает на брёвна, выстилающие тропинку.
— Они двигаются? Мы могли бы использовать их в качестве рычага давления.
Стоит попробовать. Я никогда не могла приблизиться к краю тропы, чтобы последовать за папой, но это совсем другое дело. Должно быть по-другому. Я не пытаюсь уйти, я кричу — думая о словах. Я просто пытаюсь спасти этого путешественника.
Я карабкаюсь на четвереньках по грязи, половина светлячков следует за мной, а другая половина остаётся с Генри. Я пальцами тянусь к ближайшему бревну, но моё тело застывает в нескольких сантиметрах от края тропинки.
Пожалуйста.
Моя рука горит, но я продолжаю тянуться.
Мне это нужно.
Я стискиваю зубы и заставляю себя двигаться вперёд.
Я — дочь Джека Пэриша, думаю я — внучка Эдварда Пэриша. Я — страж этого леса, и мне нужно использовать эти брёвна, чтобы спасти этого путешественника.
Но это не работает. Какой бы властью я ни обладала в этом лесу, она ограничивается правилами, установленными Древними более тысячи лет назад.
— Я не могу до них дотянуться, — кричу я, перекрывая скрип корней дерева, усиливающих свою хватку на парне.
— Дай я попробую, — говорит Генри. — Займи моё место.
— Я не думаю…
Он встречается со мной взглядом, вены на его шее вздуваются, когда он изо всех сил пытается удержать один из корней от раздавливания трахеи парня-наркомана.
— Древние могут сойти с тропинок.
— Но ты не Древний.
— Эликсир делает меня похожим на них больше, чем ты думаешь.
Я хочу спросить его, что, чёрт возьми, он имеет в виду, но нет времени. Обкуренный парень на сантиметр приближается к краю тропинки, основание дерева раскрывается, чтобы поглотить его целиком. Чертыхаясь себе под нос, я занимаю место Генри, отрывая корень от шеи парня-наркомана. Генри, должно быть, работал над тем, чтобы ослабить хватку, которую корень держал на шее парня, пока я пыталась дотянуться до бревна, потому что, ещё немного напрягшись, я смогла наклонить голову парня под кайфом достаточно, чтобы корень соскользнул с него. Корень снова пытается ухватиться за него, но мои светлячки смыкаются вокруг нас, удерживая его на расстоянии.
Я слышу ворчание и с недоверием наблюдаю, как Генри вырывает из грязи четыре бревна, он ногой скребёт край тропы без малейшего сопротивления. Он бросает бревна мне, и мы приступаем к работе, размещая их в стратегических местах вокруг тела обкуренного парня, продевая их через несколько корней и наклоняя их так, чтобы Генри мог нажимать на два бревна каждой рукой.
— На счёт «три» вытащи его. Готова?
Я киваю.
— Раз. Два. Три!
Генри наваливается всем своим весом на брёвна. Корни едва сдвигаются на сантиметр, но между рычагом, который создаёт Генри, и ожогами, которые светлячки оставляют на их похожей на веревку плоти, ослабляя их хватку ещё больше, этого достаточно. Я хватаю обдолбавшегося парня за плечи и вытаскиваю его наружу, мои ноги скользят по грязи. Он падает на меня, перекатываясь через моё запястье под неудобным углом, отчего я задыхаюсь от боли.
Генри отпускает бревна. Поскольку бороться больше не с чем, корни с треском врезаются в ствол дерева, зарываясь обратно в почву.
— Он дышит? — спрашивает меня Генри.
Я кладу голову на грудь парня. Его сердце бьётся, и лёгкий свист воздуха наполняет его легкие.
— Да.
Генри подходит к парню с другой стороны, и вместе мы поднимаем его на ноги.
— Нам нужно уходить, — говорит Генри. — Я не доверяю этому месту.
— Подожди. Ты это слышишь?
Генри останавливается. Мы стоим молча, единственным звуком является жужжание светлячков вокруг наших ушей. И затем…
— Пение, — говорит Генри.
— Не просто пение, — бормочу я. — Это Херсей.
Язык Древних.
ГЛАВА XXVI
Слава Богу, нам не нужно далеко идти, чтобы найти источник пения; тащить укуренного парня по грязи — это совсем не то, как я хотела провести свою ночь.