— Не обещай того, что может оказаться вне твоей досягаемости, Винтер. Это сделает из тебя лгунью. Вместо этого пообещай, что будешь усердно работать, чтобы помочь мне найти моих родителей, или пообещай, что не отправишь меня обратно, пока мы не исчерпаем наши ресурсы. Эти обещания ты могла бы сдержать.
Я ничего не говорю. Я лежу в темноте, обдумывая его слова и наблюдая, как тени ветвей деревьев дрожат в лунном свете.
— Генри?
— Да?
— Мы найдём твоих родителей.
ГЛАВА XXIX
Я просыпаюсь от зуда под кожей. Миллион пчел гнездится в моих мышцах, пробуравливая себе путь сквозь плоть. Солнце — низкий оранжевый шар в углу моего окна, окрашивающий деревья в медный цвет с одной стороны, в чёрный — с другой. Я чувствую тягу из глубины моего пупка — нить, соединяющую меня с моим порогом. Она тянет, ослабевает, снова тянет. На этот раз сильнее. Более настойчиво.
В моём лесу путешественник.
Генри всё ещё спит на полу, скрестив руки под головой. Синяк сегодня выглядит хуже, и небольшие следы крови просочились сквозь повязку на его руке. Я делаю мысленную пометку дать ему аспирин от боли, когда он проснется.
Я прикрываюсь открытой дверцей шкафа и натягиваю джинсы и чёрный свитер. На окне иней — жара официально спала, — поэтому я беру чёрную вязаную шапку и перчатки из зимней коробки в бельевом шкафу.
Мама на кухне готовит омлет из яичных белков с зелёным перцем и нежирным сыром, когда я спускаюсь по лестнице.
— Привет, милая. Я не ожидала увидеть тебя так рано. Хочешь позавтракать?
— Не могу.
Я вхожу в прихожую, засовываю ноги в ботинки и зашнуровываю их спереди так быстро, как позволяют мои одурманенные сном пальцы. Шнурки пропускают пару петель, но этого достаточно, чтобы ботинки держались на моих ногах, и это всё, что имеет значение.
В дверях появляется мама с кружкой кофе.
— Должна ли я спросить, почему Мередит спит на нашем диване?
Я вздрагиваю. Я совсем забыла о Мер.
— Вчера вечером её бросил парень, и она не хотела идти домой.
— Её родители знают, что она здесь?
— Да.
Потому что именно это она ответила им на вопрос: где будет всё это время. Но маме не обязательно это знать.
— Держи, — мама подаёт мне кофе, когда я встаю. — По крайней мере, немного разбуди себя, прежде чем идти.
Я беру кружку. Кофе чуть тёплый, и я опрокидываю его, как студент колледжа, выпивающий рюмку.
Зуд под моей кожей теперь похож на отбойный молоток, хотя я не знаю, связано ли это с тем, что здесь больше одного путешественника, или это из-за кофеина. Я прислоняю голову к стене и возвращаю кружку.
— Спасибо.
— Будь осторожна там.
Я накидываю куртку, кладу руку на дверь, ведущую на заднее крыльцо, но потом вспоминаю.
— Мам?
Она поворачивается.
— Позволь мне позаботиться о стирке сегодня, хорошо?
Её бровь выгибается.
— С чего вдруг такая необходимость стать хозяйственной? Есть ли что-то спрятанное в твоём белье, что ты не хочешь, чтобы я нашла?
Только старая папина одежда, забрызганная грязью. О, и мальчик в моей комнате, которому негде будет спрятаться, если ты ворвешься туда в поисках грязных носков.
— Я бы хотела. Я просто знаю, что тебе нужно оценить все работы, и я подумала, что могу помочь.
Она улыбается.
— Ну, я была бы дурочкой, если бы отказалась от такого предложения.
Этого недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности, но это всё, что я могу сделать. Я мысленно молюсь, чтобы мама не нашла Генри, пока меня не будет, затем поворачиваю ручку и выхожу на прохладный утренний воздух.
Матовое стекло блестит на солнце, как снег. Я смотрю, как моё дыхание сворачивается облаком передо мной и рассеивается. Окна в домах через дорогу темны, их владельцы спят, как и положено нормальным людям субботним утром. Я протираю глаза руками в перчатках и переступаю порог.
При свете дня нет никаких доказательств того, что мы с Генри чуть не умерли здесь прошлой ночью. Тропинка снова твёрдая, и никакие жуткие парни в чёрных плащах не крадутся между деревьями. Тем не менее, я проявляю особую бдительность, идя вперёд, постоянно осматривая лес в поисках признаков Варо или его сторонников. Невидимая нить тянет меня на несколько сотен метров, прежде чем главная дорожка от моего порога разветвляется на шесть разных, выложенных брёвнами дорожек, все они петляют между тощими, искривленными и толстыми крепкими деревьями. Листья закрывают небо ярким одеялом цвета огненного зарева, тыквенно-оранжевого, ярко-желтого. Солнце поднимается всё выше в небе, его свет отражается от листьев, как будто они покрыты лаком.