Мередит возвращается и перекладывает свои книги на сгиб руки.
— Ты придёшь после обеда?
— Чёрт, я забыла. Я…
— Занята, — Мередит вздыхает. — Экзамены уже через три недели. Ты нужна мне, Вин. Я получила девятнадцать баллов за последний практический тест.
— Я не могу сегодня, но завтра мы будем заниматься весь обед, и я обещаю, что на этих выходных я вся твоя.
Она смотрит на мозаичный пол, коричневый и изъеденный пятнами от прошлых разлитых химикатов.
— Родители убьют меня, если мне придётся учиться в общественном колледже.
Я перекидываю рюкзак через плечо и обнимаю её, когда мы направляемся к двери.
— Ты не пойдёшь в общественный колледж. У тебя неплохой средний балл, и ты член студенческого совета. У тебя всё будет хорошо, если мы сможем просто поднять твою оценку на несколько баллов.
— Тебе легко говорить. Что ты получила на последнем практическом тесте? Тридцатку?
Вообще-то тридцать два, но я этого не говорю. В любом случае, это не имеет значения. Я не могу поступить в колледж. Я уже знаю, чем буду заниматься всю оставшуюся жизнь, и для этого не требуется четырёхлетний диплом. Единственная причина, по которой я вообще прохожу тест, это чтобы маме стало лучше, чтобы создавалось впечатление, что у меня есть варианты, хотя на самом деле их нет.
Мы проталкиваемся через переполненный зал. Двое парней бросают футбольный мяч туда-сюда над нашими головами, задерживая паническое бегство и чуть не расшибая мозги каждому человеку между ними. Мередит кричит им, чтобы они прекратили это, но дразнящим, кокетливым голосом, и это ни к чему не приводит.
— Заставь нас, — говорит один из парней, бросая мяч обратно своему приятелю.
В следующий раз, когда он пролетает над нашими головами, я ловлю его одной рукой.
Оба парня ошарашено смотрят на меня.
— Мой, — рычу я, засовывая футбольный мяч под мышку.
— Видишь? — говорит Мер, когда парни крадутся прочь, бросая раздраженные взгляды в мою сторону. — Жуть.
Я закатываю глаза.
— Так ты хотела, чтобы тебя ударили по лицу футбольным мячом?
— Нет, но дело не в этом.
Она останавливается у двери в мой класс французского, вздыхая, как будто не может поверить, что человек действительно может быть таким невежественным.
— Ты уверена, что не можешь приехать? Мама заказывает китайскую еду.
Хотела бы я это сделать, но достаточно опасно отрываться от леса на полдня в обычный день, не говоря уже о дне, который приходится на период между осенним равноденствием и зимним солнцестоянием, когда завеса редеет и по дорогам между мирами путешествовать легче.
Я качаю головой.
— Прости.
Она смотрит на меня, слегка приоткрыв рот. Она хочет меня о чем-то спросить, но останавливает себя. Это не первый раз, когда вопрос витает в воздухе между нами, невысказанный разговор, который практически написан в наших глазах.
Почему у тебя есть от меня секреты? — кажется, говорит она.
Я вынуждена.
Это как-то связано с твоим отцом?
Да.
Я могла бы помочь.
Ты пострадаешь.
Я не понимаю.
Ты и не должна.
Это разрыв в нашей дружбе, который в последнее время увеличивается, но мы никогда об этом не говорим. Это усугубляется тем фактом, что я даже не могу рассказать ей, что на самом деле случилось с папой. Поскольку Мер и любой другой посторонний человек знает, он ушёл от нас. Это худший вид лжи, потому что, как бы плохо ему ни было, папа никогда бы добровольно нас не покинул. Но мама не хотела, чтобы люди думали, что он умер, на всякий случай. Если он когда-нибудь вернётся — надежда наполняет моё сердце при одной мысли об этом, но надежда опасна, и я уничтожаю её в тот момент, когда она пытается отравить меня, — будет намного легче сказать людям, что они с мамой работают над своим браком, чем убедить всех, что он вернулся из мёртвых.
Мер смотрит на меня ещё мгновение, что-то обдумывая, затем говорит:
— Хорошо. Я оставлю тебе печенье с предсказанием.
— Спасибо.
Она пересекает коридор и ныряет в свой класс как раз в тот момент, когда звонит звонок.
Я сажусь за парту в задней части класса и, пока учитель не смотрит, грызу протеиновый батончик.
ГЛАВА VI
Это происходит только после того, как я пробуду в лесу час, проходя по тропинкам, которые никогда не заканчиваются, щелкая папиным швейцарским армейским ножом, открывая и закрывая его.
Но это неизбежно. Путешественник всегда приходит.
Звук шагов позади меня начинается как шепот, шарканье. Звук, который можно было бы объяснить как нечто нормальное, если бы я всё ещё была в своём мире — белка, пробегающая по тропинке, листья, шуршащие над головой. Но этот звук не является ни тем, ни другим. Я останавливаюсь, моё тело напрягается, когда он приближается.