– Что это за гимнастика? – прищурился Януш. – У тебя припадок?
Барбара и Каролек подняли головы и с любопытством взглянули на Леся, в груди которого началась вулканическая деятельность. «Толстокожие скоты! – подумалось ему. – Что они могут понимать?…» Душу его переполняла гордость. Он знал, что самые темные уголки его существа глубоко спрятаны от ограниченного взгляда этих тупиц. Разве кто-нибудь из них отважился бы на преступление?…
– Я скоро вернусь, – сообщил он коллегам, не утруждая себя подробностями.
Восхитительное декольте Барбары продолжало стоять у него перед глазами. Сладкое видение настолько увлекло его, что он чуть не забыл, для чего ему надо было домой, и только вид холодильника снова вверг его в пучину преступного кошмара. Отравленное мороженое Каллипсо засверкало зловещим блеском серебристых оберток.
Шесть порций отравы, спрятанной в мешок из-под молодой картошки, жгли ему руки, когда он поднимался по лестнице в отдел. На втором этаже он замедлил ход. На третьем остановился, прислонился к стенке и заглянул в мешок.
Микробы… Смертельный, убийственный яд… Славянский воин, хватающийся за грудь на пиру у Брунгильды… Стонущая в муках пани Матильда… Безмолвное неподвижное тело в гробу… Боже! И он должен совершить все это своими руками!?? Должен хладнокровно наблюдать, как микробы проникают в ее пищевод? Отравить ее? Самым обыкновенным образом? Никогда!
Лесь похолодел. Протест взмыл в нем гигантской волной. Он должен отравить администраторшу?… Ну и что с того, что должен? Кто сказал, что должен?! И ничего никому он не должен! Он убивает, потому что так захотел. Если бы не хотел – не убивал бы! И вообще, у него полная свобода выбора, поэтому он сейчас войдет в ее кабинет, поздоровается и осторожно, предательски подсунет ей мороженое… или не подсунет… Вот так-то! Он ничего никому не должен! Не должен, но обязан. Он так решил, он приказал себе. И он выполнит этот приказ! Он будет беспощадным и непреклонным, как гранит! Войдет, поздоровается, подложит…
Лесь энергично оторвался от стены. Открыл дверь. Поглощенная работой пани Матильда подняла голову и рассеянно посмотрела в его сторону. На подобострастное приветствие Леся она ответила кивком головы и вернулась к своим делам. Сжимая мешок в руках, Лесь пересек ее кабинет и вошел в свой отдел.
Первым чувством, которое ему удалось выловить из хаотического нагромождения своих ощущений, было чувство удовлетворения. Это так удивило его, что, не принимая во внимание содержимое мешка, он швырнул его на стол. Как же так – ведь не жизнь, а смерть администраторши должна была принести ему утешение! Откуда же появилось у него теперь это чувство? Ведь очевидно же, что ее все равно придется убить. Сейчас, сию минуту, бесповоротно и навсегда! Он нетерпеливо сел на стул, отодвинул мешок в сторону и внезапно понял, что никогда на самом деле он не сможет решиться на убийство. И его охватило острое ощущение собственной неполноценности. Нет, не сможет он, и все летит к чертям насмарку! Не сможет он накормить ее отравой, добытой и приготовленной с таким трудом. Какой великолепный план пропадает! Столько усилий – и что? А ничего. Не может он стать убийцей! А если может?…
Да, конечно же, это так просто! Разумеется, может! В начале было не совсем удачно, но ведь можно и вернуться. И он войдет, тайно подбросит мешок… Итак, он может – он уже идет! Он вскочил и схватил свое орудие смерти… Пани Матильда разговаривала по телефону. Внезапно она узрела не совсем обычную картину. В ее кабинет протиснулся Лесь, исполнил что-то похожее на пируэт, задержался в центре кабинета, повернулся и вышел на лестницу. Она хотела было вернуть его, потому что Лесь не сделал сегодня записи в книге опозданий, но не могла бросить трубку. А Лесь почти сразу же вернулся, снова задержался в середине, опять исполнил танцевальное па, дополнив его диким вращением глаз и гримасами. Можно было подумать, что Лесь исполняет что-то вроде танца глаз. Затем он крепко сжал мешок и вернулся на свое рабочее место.
Изумленная пани Матильда, засмотревшись на двери, за которыми исчез Лесь, не услышала последней фразы главного инженера и вынуждена была переспросить его.
Ну а Лесь, с потрясением в душе, сел за свой стол и медленно положил мешок на самый важный последний эскиз. Непонятным образом чувство досады смешивалось в нем с чувством удовлетворения. Не способен он! И уже не сможет. Нет такой силы, которая заставила бы его… Висящий над его головой кошмар всей жизни вечен и неумолим!