– Ничего, может быть, когда-нибудь и приучится, – словно утешая, сказал Лесь. – Ведь даже обезьяну можно научить даже писать на машинке.
Януш отер пот со лба и закурил.
– Все это ни к чему, – решительно сказал он. – Живем лишь один раз. Возьмем быка за рога.
Эта реплика в первое мгновение показалась всем мало понятной. Но Януш отказался разъяснять смысл сказанного, подумал некоторое время сосредоточенно, после чего решительно применил метод непосредственного натаскивания. Он посадил иностранца за стол и разложил перед ним несколько тщательно выбранных чертежей. И вот вдруг оказалось, что наконец-то нашелся хоть какой-то общий язык.
В голубых глазах в первый раз блеснуло понимание. Чужеземец с интересом осмотрел контуры дома и показал жестом сечение.
– Snit, – сказал он. – Cup.
– Сечение, – согласился облегченно Януш. – Сечение еще нет. Not yet[5]. Ты сделаешь, понял? Вот здесь эскиз. You[6]. Machen. Arbeiten[7].
Иностранец ответил скрежетом, соединенным с удушением, хрипением и чавканьем. Тон звуков был полон одобрения.
– Ему нравится, – подтвердил Каролек с удовлетворением. – Я с самого начала говорил, что неплохо иметь дело с подобным коллегой.
– Дикий-то он дикий, но у него есть неплохой вкус, – согласился Лесь.
Первые трудности были преодолены, и новый работник начал приспосабливаться к окружению, доброжелательно относясь ко всем возможным вариантам своего имени. Служебная жизнь бюро стала разнообразным и наполнилась всяческими неожиданностями.
Интенсивное изучение польского языка давало скорее ничтожные результаты. Так как иной способ общения отсутствовал, пришлось использовать любые подходящие к данному моменту слова из других языков, причем никто не придирался к грамматическим правилам. Иностранец тоже относился к грамматике совершенно индифферентно.
– Давай мне кальку, ты. Плииз, – обращался он к пани Матильде с очаровательной улыбкой в голубых глазах. Следовало считать, что очаровательная усмешка играет также и на губах, потому что это было очень трудно подтвердить ввиду наличия густой бороды. Пани Матильда каждый раз отвечала нервной дрожью.
– Нет план fundamenten[8], – информировал Януш, стараясь сказать как можно понятнее. – Ты gehen do инженер.
Некоторое беспокойство представляли лишь два оборота, которые иностранец употреблял с непонятным упорством. Одним из них было то особое подчеркивание, что речь идет только о нем, а другим – слово «вишел».
– Почему он так себя индивидуализирует? – недовольно говорил Каролек. – Он – да, он – да! А кто – нет, к черту?
– Выделиться старается, – пояснил Лесь. – Вероятно, слышал что-то о коммунизме, вот и перепуталось все у него в голове. Он думает, что у нас здесь все общее, и хочет отделиться.
– А может быть, он хочет подчеркнуть, что согласен с нами? – сказал Януш. – Он – да, а как другие – это его не касается. В конце концов приехал к нам и сидит…
– Возможно. У него должен быть какой-то повод, если он приехал к нам на работу. Кто знает, может, желает дать нам понять, что его устраивает наш общественный строй?
«Вишел» казался более тревожным, чем возможное отношение иностранца к общественному строю. Он звучал в воздухе ежедневно бесчисленное количество раз и вынуждал весь персонал к интенсивным мыслительным процессам.
– О чем он говорит, к дьяволу, с тем вишелом? – нервничал Януш. – Что он хочет сказать этим словом?
– Может быть, он хочет сказать – вышел? – предположил Лесь. – Может быть, его кто-то так не правильно научил, и так и привык?
– Хорошо, но что у него на уме? – интересовался Каролек. – Он всегда употребляет это слово при обсуждении проектов. Не хочет их обсуждать? Хочет выйти?
Тайна «вишела» стала наконец такой мучительной и интригующей, что все потребовали разъяснений от директора. Директор бюро, ежедневно третируемый сотрудниками по этому поводу, после долгих и безрезультатных поисков кого-либо, кто знает датский язык, обратился наконец в припадке отчаяния к официальному лицу, которое рекомендовало нового работника. Лицо, несколько обеспокоенное, сделало более продуктивное усилие своих умственных способностей и ответило, после преодоления того же пути, что и вопрос, только в обратном направлении.
– Он вообще не говорит «вишел», – сказал директор, вернувшись в бюро, счастливый тем, что удалось разъяснить непонятные вопросы. – Он говорит «We shell». Будущее время всего. А «я – да» означает по-датски «Да, благодарю». Купите себе датско-польский словарь и не делайте из меня идиота.
Сразу же был куплен единственный доступный учебник, которым оказался «Разговорник польско-датский», почти полностью состоящий исключительно из гастрономических терминов. На основании этого учебника можно было прийти к выводу, что оба народа занимаются лишь жратвой или закупкой еды и продуктов, только изредка обращая внимание на искусство одеваться. Содержание учебника дало свои результаты.
Одним прекрасным летним днем улыбающийся иностранец ворвался в комнату, немного опоздав, положил на стол завернутый в небольшой клочок бумаги кусок колбасы и произнес торжественно:
– Кал… б́аса!
На мгновение воцарилась тишина, которую прервал Каролек.
– Моча тенора… – сказал он вполголоса рефлекторно и бессмысленно.
– Что?! – вытаращился на него Януш. Каролек почувствовал легкое замешательство.
– О боже, я же по ассоциации. Ведь существуют такие переиначивания слов. Есть кал б́аса и зуб тенора и разные другие. Ты что, не слышал?
– А-а! – сказал Януш, проявляя какое-то удивительное ошеломление. – Сперва «вишел», а сейчас кал тенора, простите, кал б́аса…
– Перестань, потому что я не смогу взять в рот этой колбасы! – гневно отозвалась Барбара. Иностранец глядел на них с любопытством.
– Калб́аса! – повторил он с радостной гордостью.
– Колбас?! – опроверг Януш. – Колбас?! КОЛБАС?! О боже, он всех нас доведет до идиотства! Я уже чувствую, как глупею по вине этих всех языков! Как должен я сказать, что я – да, то мне кажется, что говорю нецензурщину, и говорю, что я – нет, а потом все оказывается наоборот. Я уже польский язык забыл!
– Ты вспомнишь, как только он научится, – утешил его Лесь. – Видишь, что у него хорошо получается!
Изучение польского языка делало успехи, хоть и ничтожные, но постоянные. По неизвестным причинам для оживленных разговоров Бьерн-Бобек высмотрел себе Каролека и на нем испробовал свое умение.
– Сколько у тебя сантиметров? – спросил он вдруг на следующее утро, прерывая царящую в комнате полную сосредоточенности тишину и вглядываясь в него с явным интересом.
Оторванный от работы Каролек посмотрел на него и заморгал глазами.
– Каких сантиметров? – спросил он в недоумении. Чужеземец всматривался в него и дальше, наморщив лоб.
– Сколько у тебя сантиметров? – повторил он вопрос и добавил с усилием:
– Долго… ты…
– Мой боже! – простонал в отчаянии Каролек. – Что он говорит?
– Он затрагивает какие-то интимные подробности… – неуверенно сказал Лесь с некоторым неудовольствием.
– Какое-то скудоумие, – вынес приговор явно пораженный Януш. – Просто удивительно. А я слышал, что датчане – довольно тактичный народ…
– Идиоты, – спокойно сказала Барбара. – Он же имеет в виду длину.
– Длину! – с облегчением произнес иностранец. – Сколько сантиметров ты имеешь?
Смущение в комнате не уменьшилось. Каролек смотрел на докучливого иноземца оторопело.
– Не знаю, – ответил он с легким ошеломлением. – Чего, боже мой?
Бьерн встал, приблизился к нему и рукой провел от туфлей до головы.