– С нами, – уточнил Каролек. – Кто еще ел с нами, мы наверняка должны знать.
– Но почему они хотели убедить нас, что нас было шестеро?
– Я, кажется, поняла, – через несколько минут сказала Барбара. – Я думаю, что во всем этом замешан наш полуидиот. Тех порций было шесть, помните? Это он из мести напустил на нас милицию и скорую.
– Милицию? На мороженое? – удивился Каролек.
– Какой-то смысл в этом есть, – сказал Януш. – Он считает, что его мороженое жрали шесть человек. Ему и в голову не пришло, что Барбара, будь ее воля, заглотнула бы все шесть порций сама. Что будем делать?
И они договорились назло Лесю вести себя завтра так, словно им ничего не известно. Они откажутся от всего. И вообще, Лесю – ни слова! Пани Матильду они предупредят завтра утром, если она тоже была включена в эту игру. Если же нет, то – нет. Должны соблюдаться тишина, спокойствие и благожелательное выражение на лицах.
В то время, когда врач скорой и дежурный милиционер облегченно вытирали пот со лбов, Лесь приближался к своему дому. В руки правосудия он решил отдаться завтра. В нем еще не умерла слабая надежда, что кто-то из им отравленных выживет и что это, конечно, будет Барбара, в глаза которой ему хотелось заглянуть в последний раз. Сознание того, что пани Матильда тоже погибла, не приносило ему никакого утешения. Что с того, если ему все равно сидеть в тюрьме?
Приступы отчаяния сменялись в нем с наплывами апатии и угнетенности. Во время приступа апатии он едва мог шевелить ногами и буквально переползал с этажа на этаж, держась за стенку; затем, в приливе отчаяния, он диким галопом мчался вверх. Перед самой дверью в квартиру на него нахлынула волна угнетенности, благодаря чему он проник домой без особых акустических эффектов, поднявших бы, без сомнения, весь дом на ноги. Новый приступ отчаяния заставил его сорвать обложку телефонного справочника и в бешеном темпе перелистывать страницы в поисках телефона информации о несчастных случаях. Ни одной из названных Лесем фамилий не значилось в отделе информации о происшествиях. И Лесь сделал вывод, что все его жертвы умерли дома, еще до прибытия скорой. Где-то у него были записаны телефоны коллег, но он не в состоянии был их найти, не говоря уже о том, что контакт с семьями его жертв представлялся ему невозможным. Ему казалось, что уже весь мир знает страшную правду об источнике яда, съеденного нечаянными жертвами. Вероятно, вся Вселенная знает уже его зловещее имя. Все пропало! Он совершил убийство! Под тяжестью мрачного кошмара душа Леся скрутилась, пала и рассыпалась на мелкие кусочки. Вместе с душой пал и Лесь. Он еле дополз до дивана и свалился на него… Остаток ночи прошел в кошмарных сновидениях. Лесь понятия не имел, как выглядят эти проклятые стафилококки, и поэтому они являлись ему в самых невероятных образах: то в виде белых тараканов, стаями ползающих по его коллегам, то в виде водорослей, пучками растущих в самых неожиданных местах – в замочных скважинах, в электрических выключателях, в ушах и носу пани Матильды… Вершиной всему был появившийся стафилококк, внешностью напоминавший белого тюленя, который лежал на его рабочем столе. Глядя на Леся голубыми глазами с длинными черными ресницами, стафилококк страстно шептал:
– Обними меня, любимый… В последний раз…
Столь необычное желание этой жуткой твари было таким потрясающим, что Лесь проснулся в холодном поту. Еще в полудреме к нему вернулось нервное напряжение. Он взглянул на часы и увидел, что они показывают начало девятого. Лесь ахнул. Он вскочил было на ноги, чтобы в бешеном темпе собраться на работу, но вспомнил вчерашнюю катастрофу и снова рухнул на диван. Он так и остался бы на нем, погруженный в безысходное отчаяние и подавленность, но желание узнать результат своей вчерашней преступной деятельности подняло его на ноги. Он просто обязан был появиться в бюро, где все уже, конечно, знали о случившемся. Он должен был идти с повинной…
С выражением грустной меланхолии на лице Лесь медленно собрался на работу.
Перед входом в бюро он остановился, несколько раз глубоко вдохнул воздух, а затем открыл дверь… Пани Матильда находилась на своем месте. Лесь замер, ничего не понимая. Ему сперва показалось, что это не пани Матильда, а призрак. Он остолбенел, не в состоянии произвести ни малейшего движения, словно его разбил паралич. Неизвестно, сколько бы продолжалось это остолбенение, если бы входная дверь не открылась и не толкнула его сзади, когда кто-то вошел в бюро. Толчок вернул ему способность двигаться и говорить. Он поздоровался в полном недоумении и спросил с опаской, отмечая свое прибытие на работу:
– Как вы себя чувствуете, пани Матильда?
– Благодарю вас, но неважно. По такой погоде что-то пошаливает сердце. Пан Лесь, вам еще надо отметиться в этой книге…
Знакомым жестом начальница отдела кадров подала ему книгу опозданий. У Леся подогнулись колени. Сердце его бешено заколотилось. Трясущимися руками взял он проклятую книгу и неровным почерком написал: «Сам не знаю». Другого объяснения опоздания он дать не мог. Внезапно ему пришло в голову, что в живых осталась лишь пани Матильда, а все остальные… Он выронил портфель и бросился к отделу. На его пути оказался главный инженер. Лесь оттолкнул его и ворвался в отдел.
Барбара, Каролек и Януш сидели на своих местах и спокойно работали.
– Как… вы… себя… чувствуете?… – заикаясь, еле вымолвил Лесь, после долгой паузы.
– Нормально, – любезно ответил ему Каролек. – А что?
Потрясение Леся передать невозможно. Еле-еле он доковылял до своего рабочего места и упал на стул. Затем он принялся украдкой разглядывать своих соседей, особенно Барбару, – живых и невредимых, и ничего не мог уразуметь. Каким чудом им удалось остаться в живых? Почему стафилококки не причинили им никакого вреда? Прививки они сделали, что ли?…
Неописуемое облегчение сменилось в нем с чем-то вроде недовольства собой. Все же он потратил столько сил, чтобы уговорить себя стать убийцей, влез в эту роль по самые уши, затратил столько духовных и физических сил, и все напрасно. И ничего! Столько мучений! Безмерность отчаяния! И все – псу под хвост!…
При более же пристальном взгляде Лесь все же остался довольным, хотя теперь, когда все благополучно миновало и опасность стать преступником исчезла, роль убийцы показалась даже более привлекательной, чем вчера. С другой стороны, тот факт, что все его предполагаемые жертвы, особенно Барбара, живы, наполнил его давно забытым счастьем. К тому же вымытые минеральной водой документы уже высохли и, несмотря на несколько неэстетический вид, могли быть приобщены ко всем остальным бумагам.
Но это счастливое состояние длилось недолго. Первым камнем, брошенным в его счастье, было появление в отделе пани Матильды. Она была немного тронута неожиданным вниманием Леся и принесла забытый им портфель. Над пани Матильдой витал мрачный дух книги опозданий, и ощущение счастья немного потускнело.
Почти сразу вслед за этим его вызвал директор и попытался бессовестно выяснить, что имел в виду Лесь, делая сегодняшнюю запись в книге опозданий. Общение с директором оказалось весьма мучительным, и, выходя из его кабинета, Лесь утирал выступивший на лбу пот. От радостного настроения осталась едва уловимая тень.
Последней каплей, уничтожившей все следы его радости, был призрак директора подрядной организации, появившийся после поездки с какой-то там делегацией. На сей раз требовалось обязательно подписать у него проект и сделать это до прихода заказчика. От Леся потребовались поистине нечеловеческие усилия, преступающие всякие разумные пределы. Эти усилия чуть было не привели его к умопомешательству. В одной комнате он бегал за подрядчиком, недовольным как непонятной спешкой, так и отсутствием каких-то печатей из-за недосмотра Леся. В другой комнате он пытался уговорить ждущего с нетерпением заказчика, чтобы тот не устроил грандиозного скандала. В итоге оба – и заказчик и подрядчик – прониклись к Лесю глубочайшей неприязнью, ибо Лесь, по их мнению, вел себя совершенно странным образом.