Супруги короля были удостоены не бóльшим вниманием, нежели остальные женщины Нгубу. Суровый старик держал всех в строгости, в чём ему помогал тонкий бамбуковый прутик, который без лишних сомнений нередко использовался для ударов дам по их ногам, лишь только подобное заблагорассудится правителю. По-видимому, здесь было в порядке вещей на глазах всего народа дурно обращаться с королевами.
Брат Фернандо осмелился спросить об отсутствующих миссионерах, и Бока Реал незамедлительно ответил, что в Нгубу таковых никогда и не было. И добавил, что в деревню годами не заезжал ни один из иностранцев, за исключением, пожалуй, некоего антрополога, прибывшего лишь с тем, чтобы измерить головы пигмеев и удравшего обратно спустя считанные дни, поскольку сам не выдержал ни здешнего климата, ни москитов.
- Это, должно быть, Людовик Леблан, - вздохнула Кейт.
И вспомнила, что Леблан, её заклятый враг и коллега по Алмазному фонду, как-то давал почитать собственное эссе о пигмеях экваториальных лесов, опубликованное в одном научном журнале. По мнению Леблана, пигмеи являли собой образец самого свободного и эгалитарного общества. Мужчины и женщины жили в тесном товариществе, супруги вместе охотились и поровну делили связанные с детьми заботы. У них не было никаких иерархий, единственными почётными званиями считались «главный», «знахарь» и «лучший охотник», но и они имели под собой не силу с привилегиями, а лишь одни обязательства. Не существовало различий как между мужчинами и женщинами, так и между пожилыми и молодыми; детям вовсе было не обязательно полностью подчиняться своим родителям. Также членам клана было неведомо всякого рода насилие. Те жили семейными группами, ни у кого не было большего имущества по сравнению с другим, все производили лишь самое необходимое на потребу дня. Отсутствовал и какой-либо стимул для накопления материальных благ, поскольку едва один что-то себе приобретал, как его семья тут же пользовалась своим правом изъять имеющееся у владельца. Здесь делились буквально всем. Это был зверски независимый народ, не порабощённый даже самими европейскими колонизаторами, хотя в последнее время многие из них попали рабами в племя банту.
Кейт всё же подвергала сомнению достоверность академических трудов Леблана, хотя в отношении пигмеев интуиция женщины предупреждала ту, что помпезный профессор здесь, возможно, и прав. Впервые Кейт скучала по нему по-настоящему. Обсуждать что-либо с Лебланом было сутью её жизни, эти разговоры подпитывали боевую жизненную позицию дамы. Не стоило находиться с ним в разлуке долгое время, поскольку характер женщины хотя и понемногу, но сразу смягчался. Ничего так не боялась пожилая писательница, как перспективы со временем стать этакой безобидной бабулькой.
Брат Фернандо был уверен, что Бока Реал солгал о потерявшихся миссионерах, поэтому и напирал на него своими вопросами, пока Анджи и Кейт не напомнили человеку о протоколе. Было очевидно, что данная тема беспокоила и короля. Касонго напоминал собой готовую взорваться бомбу замедленного действия, отчего все находились в крайне уязвимом положении.
Чтобы отпраздновать приезд посетителей, тем предложили тыквы с пальмовым вином, какие-то, похожие на шпинат, листья и приготовленный из маниоки пудинг; а ещё рядом стояла и корзинка с крупными крысами, зажаренными в печи и обильно политыми оранжевым маслом, полученным из пальмовых семян. Александр закрыл глаза, вспоминая с ностальгией находившиеся в рюкзаке консервы сардин, но доставшийся от бабушки удар тут же вернул мальчика к действительности. Было бы неблагоразумно отказываться от ужина с королём.
- Это же мыши, Кейт! – воскликнул он, пытаясь контролировать тошноту.
- Не будь столь занудным. Кто не знает мяса цыплёнка, - ответила она.
- Ты такое уже говорила о змеях на реке Амазонка, и было это совсем иначе, - напомнил ей внук.
Пальмовое вино на деле оказалось пенистым, сладковатым и тошнотворным пойлом, которое группа попробовала лишь из вежливости, но проглотить так и не смогла. Солдаты же и прочие жители деревни, со своей стороны, пили его большими глотками до тех пор, пока все напрочь утратили трезвость.
Бдительность, естественно, ослабла, хотя пленникам всё равно бежать было некуда – те находились в окружении джунглей, шедших от болот испарений и опасности, исходящей от диких животных. Жареные на листьях крысы оказались весьма съедобными, о чём совершенно не говорил их внешний вид, тогда как пудинг из маниоки напоминал собой размоченный в мыльной воде хлеб, но все были до того голодны, что ели взахлёб, не строя каких-либо отражающих истинные чувства гримас. Надя ограничилась горьким шпинатом, Александр же, сам на себя удивляясь, с огромным удовольствием обсасывал косточки мышиных лап. Бабушка оказалась права: у них был вкус цыплёнка. Вернее будет сказать, вкус копчёной курицы.
Внезапно Касонго вновь затряс своим золотым колокольчиком.
- А теперь я хочу видеть своих пигмеев! – крикнул Бока Реал солдатам и, чтобы разъяснить посетителям, добавил: - Пигмеев у меня много, они мои рабы. Они не люди и, точно обезьяны, живут в лесу.
Те принесли на площадь несколько, различного размера, барабанов, причём некоторые из них столь огромны, что инструмент несли сразу двое, иные же были сделаны либо из тыкв с натянутой на них кожей, либо таковыми служили заплесневелые газовые баллоны. По приказу солдат малочисленная группа пигмеев, та самая, что привела иностранцев в Нгубу, а потом расположилась в отдалении, подвинулась к инструментам. Мужчины, в смущении наклонив головы и не осмеливаясь ослушаться, неохотно заняли свои места.
- Они должны сыграть музыку и станцевать, чтобы предкам удалось поймать слона в свои сети. Завтра они отправятся на охоту, с которой не могут вернуться с пустыми руками, - объяснил Касонго посредством Бока Реал.
Бейе-Доку сделал несколько пробных ударов, будто задавал тон и разминался, и тут же к нему присоединились остальные. Выражение лиц всех участвующих в действе изменилось – те словно преобразились: глаза блестели, тела двигались в такт рукам, звук же всё увеличивался, и их ритм ускорялся. Казалось, они были не способны устоять перед столь соблазняющей музыкой, которую сами же и создавали. Голоса вознеслись в необычном пении, что, точно змея, волной разливалось в воздухе и внезапно остановилось, уступив очередь контрапункту. Тут, оживившись, вступили барабаны, соперничая друг с другом, присоединяясь к общей музыке, пульсируя и оживляя собой ночь. Александр прикинул, что полдюжины перкуссионных оркестров с электрическими усилителями звука, пожалуй, не смогут с этим сравниться. Пигмеи воспроизводили на своих грубых инструментах голоса природы – нежные, как, например, падающая среди камней вода либо прыжок газели, и более глубокие – имитация шагов слонов, гром или скачущих галопом буйволов. В общей музыке слышались и любовные стоны, и воинственные крики, и болезненные стенания. Музыка всё набирала свои интенсивность и скорость и, достигнув апогея, спала, превратившись в еле-еле слышимый шёпот. Так и повторялась она циклами, отличными друг от друга – каждый был по-своему великолепен, полон изящества и эмоций, с чем могла бы сравниться лишь лучшая джазовая музыка.