К вечеру поручика посетил новый начальник дивизиона капитан Клапка. Его приход не вызвал у Апостола большой радости, особенно он огорчился, узнав, что Клапка все уже осмотрел и намерен остаться немного отдохнуть, поболтать, поскольку считает поручика своим другом. Апостол коротко и четко доложил, что делается на его участке и батарее, всем своим видом показывая, что не желает идти ни на какое сближение. Клапка хмурился и недоумевал: с этим ли человеком он разговаривал вчера, с этим ли человеком провел ночь под одной крышей? Но постепенно лицо у него разгладилось, взгляд потеплел, и он, улыбнувшись, мягко сказал:
– Не понимаю, Болога, зачем вы пытаетесь казаться хуже, чем вы есть? Что за прихоть? За короткое время нашего знакомства я успел узнать вас и полюбить. Да, да, полюбить, как брата...
Поручик пожал плечами и ничего не ответил. Лишь подумал: что же от него нужно этому назойливому капитану? Испытывает? Не похоже. Ласковый взгляд его, проникновенный тон выражали искреннюю жалость и смущали душу Апостола, он вновь почувствовал, что неудержимо летит в бездонную пропасть.
– Вчера вам было мучительно плохо, и я не мог этого не заметить, – продолжал капитан, – Вы томились угрызениями совести! Я наблюдал за вами и все видел. Вы не умеете притворяться, Болога, у вас все написано на лице, поверьте... Никто не поймет вас так, как я, потому что мне тоже пришлось... Не делайте удивленных глаз! Не мог же я вам открыться сразу. К сожалению, приходится скрывать свои чувства. Откровенничать с людьми порой опасно. И хотя молчать нелегко, приходится все же держать язык на привязи, чтобы...
– Господин капитан, вы ошибаетесь... ваша наблюдательность вас подвела... Считаю своим долгом заявить, что... – с резкостью оборвал его излияния поручик. – Совершенно не понимаю, по какому праву вы берете на себя смелость приписывать мне какие-то угрызения... муки...
Капитан опять расплылся в благодушной и обезоруживающей улыбке, так что Апостол растерянно умолк и с мольбой уставился на собеседника.
– Вчера при нашем знакомстве вы показали себя человеком холодным и жестокосердным... Вы и на меня смотрели как на врага... Правда, я оставлял это без внимания, так как вы мне были безразличны... Но во время казни, случайно взглянув на вас, я заметил слезы... Вы плакали, сами того не осознавая... Да, да, Болога, поверьте... Хотя казнили чеха, а не румына, вы плакали... Когда этот несчастный забился в петле, на лице вашем было написано такое безграничное страдание, такая боль, что высказать невозможно... Вот тут-то я и переменил свое мнение о вас...
Тщетно Апостол порывался остановить его, капитан упорно твердил свое. Очевидно, желание найти в поручике друга и конфидента пересилило страх и недоверие, которые он все еще испытывал.
Он рассказал Бологе, что вчера справился о нем у венгерского капитана, и тот аттестовал поручика храбрецом и истинным патриотом. Такая похвала сильно охладила желание Клапки сблизиться с Бологой. Он даже подумал, а не почудилось ли ему, будто тот плакал. Правда, за два года он встречался на войне со многими румынами, все это были славные ребята и свои в доску. Но, очевидно, Болога не из их числа. Так он думал, пока не увидел Апостола в столовой. Тут во время разговора он окончательно убедился, что он в Бологе не ошибся... Просто Апостолу так же, как ему, приходится скрывать свои истинные чувства. Да и как иначе, если кругом недоброжелатели... Ведь к румынам начальство относится ничуть не лучше, чем к чехам. Вот и приходится таиться. Это во-первых... А во-вторых... Но «во-вторых» так и осталось покрыто мраком неизвестности, потому что Клапка стал рассказывать о себе... Он родился и вырос в маленьком уютном чешском городке Зноймо. Семья была большая, многодетная, жилось им туго, вот родители и отдали его в юнкерское училище, чтобы избавить от трудностей, чтобы был у него верный кусок хлеба. Клапка успешно окончил училище, получил чин подпоручика и приехал к родителям в отпуск. И тут случилось событие, изменившее весь отлаженный ход его жизни: он безумно и страстно влюбился в дочь зноемского учителя. Девушка ответила ему взаимностью, родители тоже были согласны, казалось бы, все в порядке, но не тут-то было. Оказалось, что обручиться с ней он не может, потому что у нее нет даже маломальского приданого, а на бесприданницах, как известно, офицерам жениться запрещено. Клапка был в отчаянии. Ему ничего другого не оставалось, как получить гражданскую специальность, и он, несмотря на препятствия, чинимые начальством, поступил на юридический факультет Пражского университета. Учиться и одновременно служить в казарме было адски тяжело. Долгие семь лет длилось учение, и все эти годы невеста его ждала. Наконец он сдал последний экзамен. Получив диплом, вышел в отставку в чине капитана, вернулся в родной город, женился и открыл свою адвокатскую контору. Каждый год у него рождалось по ребенку. Теперь их у него четверо: два мальчика и две девочки. Быть бы, пожалуй, и пятому, если бы не война, отторгнувшая его от семьи.