Выбрать главу

Апостол пожал протянутую ему руку и, одновременно растерянный и ободренный таким неожиданным радушием, бормотал слова не то извинения, не то благодарности, продолжая думать: «Да, тогда ты меня по-другому встретил... Тогда оттолкнул, как чужака!»

– Проходи, проходи, чего стоишь? – ворковал священник, взяв друга за талию и увлекая его к дому.

Они прошли мимо цветника, направились к галерейке.

Дом священника изменился до неузнаваемости. И следа не осталось от прежнего непорядка. На галерейке, увитой лозой дикого винограда, стоял теперь стол, покрытый белоснежной скатертью, а вокруг стола – стулья с гнутыми спинками.

– Милости прошу к нашему шалашу! – шутливо приглашал Ботяну и радостно потирал руки. – Гость в дом, бог в дом... Сейчас нас матушка попотчует кофием... с молочком... такого кофию ты в Пеште не пивал, ей-богу!.. Садись, садись, Апостол, а я пойду порадую матушку... Я мигом... я сейчас...

Он чуть ли не вприпрыжку бросился в дом, предупредить попадью о госте. Апостол уселся за стол. Галерейка утопала в мягком утреннем свете поднимающегося солнца. Круглое черное кофейное пятно в самом углу скатерти облепили мухи. Апостол наблюдал за их усердной возней.

Вернулся Константин.

– А ведь я на тебя тогда обиду затаил, батюшка! – признался Апостол, показывая улыбкой, что больше не сердится. – Худо мне было, ох, как худо! Пришел к тебе душу излить, а ты меня и выслушать не пожелал... Не только не пожалел, а не знал, как от меня отделаться... Что бы тебе тогда меня утешить хотя бы одним словцом!

Прозвучавший в словах Апостола упрек омрачил лицо священника тенью страдания. Потупившись, он мягко сказал:

– Ах, Апостол, я и сам был не в себе! Вспомни только, из какого ада я тогда выбрался, а гут... ты со своей затеей... Думаю, не иначе, как опять в этот ад угожу... Страшно сделалось!.. Своя жизнь себе дороже показалась, да простит меня бог!.. Когда сам страдаешь, чужое страдание хуже слышишь... По-настоящему приводит нас к господу только смерть.

– А любовь? – с тревогой спросил Апостол.

– Подлинная любовь и есть бог...

Из дому донесся плач ребенка. Мимо по улице проходили солдаты, усталые, безрадостные, покорные. Как скот, гонимый на бойню, отправлялись они на фронт. А над галерейкой вовсю сияло солнце, веселое, весеннее, безмятежное, как улыбка юной девушки.

– Хлопотное дитя, – пожаловался Ботяну. – Как разорется, удержу не знает, достается с ним бедной матушке.

Апостол про себя улыбнулся.

– Ну, как тебе в отпуск съездилось? – спросил неожиданно Константин. – Ведь меня совесть совсем замучила... Ждал я тебя... а ты не идешь... Сказали: в отпуске ты... Рад небось, что дома побывал? Хорошо там, и от войны далеко...

Апостолу не хотелось вспоминать о доме, он перевел разговор на другое.

– Ну, Константин, не скучно тебе без книг? – спросил он, в свою очередь. – Ведь был ты заядлый книгочей! Помнится, в Нэсэуде даже ночами читал, жег керосин... Как же ты теперь без книг обходишься, без общества, в глуши, где словом перемолвиться не с кем? Тоскуешь небось по книгам?.. Или притерпелся уже?..

Священник помолчал, как бы обдумывая, что ответить, и сказал:

– Поначалу и вправду не сладко было, непривычно, тоска заедала, но с божьей помощью я все преодолел... Жизнь она ведь всюду... в каждой душе человеческой, в каждой песчинке малой... И всякая она во внимании нашем нуждается. В каждой душе жив бог!.. А книги, Апостол, как бы хитроумны они ни были, не приближают нас к истине, скорее наоборот, отвращают от нее... отвлекают... Книги – баловство! Человек, питающийся книжной премудростью, сосет пустышку... И только тогда он опоминается, как столкнется с настоящей жизнью... Тогда уж он видит, что книжная премудрость бессильна помочь ему... Хоть бы ты проглотил все книги на свете, не станешь умней... Я через это прошел, знаю... Такое меня брало отчаяние, такая тоска, что никому не пожелаю, думал, никогда не обрести мне покоя... А вот здесь, в глуши, как ты сказал, пройдя через все горести, страдания и сомнения, я обрел истинную веру, и душа моя возликовала... Только здесь я по-настоящему ощутил живительную силу веры. Для меня это было великое открытие... Зачем книги тому, кто обретает бога?.. И потом вот еще что: бог ближе к людям простым, неискушенным, живущим не мудрствуя лукаво... как трава. А книги только сомнения вселяют, путают мысли... И тем самым губят душу, стремящуюся к богу!..

– Ты просто льешь бальзам на мое сердце, Константин, – с волнением произнес Апостол. – Каждое твое слово отвечает и моим мыслям...

Ботяну улыбнулся и молча кивнул, потом тихо продолжал: