– Будет тебе вспоминать, кисонька. Кто старое помянет... – ласково погладив ее по плечу, прервал Константин, – Апостол мой близкий друг, его можешь не стесняться... Ты еще пешком под стол ходила, когда мы с ним судьбы мира решали...
Матушка просила гостя позавтракать с ними чем бог послал, хотела еще что-то сказать но заплакал ребенок, и она побежала его успокаивать.
Константин произнес шепотом молитву, перекрестился, и они с Бологой сели за стол, придвинув стулья.
– Ну, как тебе моя кисонька? – спросил Ботяну и тут же горделиво и любовно сам ответил вместо него: – Редкой доброты женщина. Такой на всем белом свете не сыскать. Повезло мне! Познакомились мы случайно, на благотворительном балу, будь благословен этот бал!.. Оказалось, что она дочка священника, предшественника моего в здешнем приходе. Теща с нами живет, а он в прошлом году преставился, царствие ему небесное... Что поделаешь? Все мы смертны!.. Жена у меня чудо, сокровище, любит меня до безумия... И я люблю ее всей душой... Хорошо, когда любишь... Сколько она, бедняжка, из-за меня выстрадала... да не одна... с ребенком... Ты не думай, что поповна – так необразованная, она в лицее училась, четыре класса окончила...
– Так, говоришь, любишь ее всей душой? – спросил вдруг Апостол. – Это как же? Как бога?.. Да?
Ботяну растерялся, не ожидая такого вопроса. Наступила длительная тишина. Слышно было лишь, как он позвякивает ложечкой, помешивая кофе...
– Пожалуй, как бога, – поразмыслив, согласился он. – В этом греха нет. Любовь ведь от бога – как душа. Господь велит нам всех любить – и родителей, и жену, и детей, и ближнего... Одна лишь любящая душа приближена к престолу господнему...
Глаза Апостола вдруг озарились радостью. Ботяну озадаченный смотрел на него и не понимал: что же он такое сказал особенное, чем так обрадовал друга?..
6
Вернувшись домой, Апостол сразу же отправился в канцелярию и сел работать. Спокойный и умиротворенный, он теперь, казалось, твердо знал, как ему поступить. Время от времени он поглядывал через окно во двор, будто ожидая кого-то, но ожидал терпеливо, не торопясь, зная, что этот «кто-то» рано или поздно появится.
Часов в одиннадцать открылась калитка, и во двор вошел вернувшийся из Фэджета могильщик Видор. Был он хмур и чем-то сильно удручен, быстрым шагом шел он к дому, помахивая небольшим узелком в руке. Как только Апостол его заметил, он вскочил, засуетился, сложил бумаги, руки у него подрагивали от волнения. Дверь канцелярии была распахнута настежь, и Видор, войдя в дом, поздоровался со всеми и, по своему обыкновению, намеревался, очевидно, поговорить с «господином поручиком» о важных вещах, как-то замирение или что-нибудь в этом же духе, но Апостол не дал ему и рта раскрыть.
– Я должен вам сообщить нечто весьма важное... – сдавленным голосом произнес поручик; каждое слово давалось ему с трудом. – Хотелось бы незамедлительно...
Крестьянин удивленно посмотрел на офицера и хотел было войти в канцелярию, но Апостол его остановил.
– Нет-нет, не здесь... Разговор очень серьезный, и мне хотелось бы поговорить с вами у меня в комнате...
– Добро! – сказал могильщик и недоумевая посмотрел на писарей, словно они могли облегчить ему участь и сказать, о чем с ним собирается поговорить их начальник. Но писари выказывали полную безучастность, и Видор тихо бормотнул:
– Добро! Вот только отдам Илоне узелок и приду...
Он и в самом деле тут же вернулся и направился прямо в комнату Апостола, а тот последовал за ним, плотно притворив за собой дверь. Видор был явно напуган и заинтригован, хотя старался не подавать виду и, выжидая, пытался смотреть на Апостола слегка небрежно и плутовато.
– Отец, – откашлявшись, начал поручик и сам удивился такому обращению, но, подумав, более твердо повторил: – Отец, я люблю вашу дочь и прошу ее руки. Если вы согласны и она не против, благословите нас...
Могильщик на мгновение лишился языка. Он широко раскрыл глаза и глядел на Бологу как на полоумного – шутит, не шутит? Но Апостол, ожидая своей участи, смотрел на него почтительно и даже робко.
– Мне бы хотелось, чтобы вы ответили сразу, – продолжал он, обеспокоенный молчанием крестьянина. – Вы не подумайте, что это как-то несерьезно... Я решил твердо и бесповоротно... так что теперь все зависит только от вас...
Могильщик все еще не мог поверить, что господин поручик сватается за его дочку; озадаченный, он подошел к окну, выглянул во двор, как бы озирая хозяйским оком свои владения, почесал в затылке и, повернувшись, опять пытливо посмотрел на Апостола.