В толпе крестьян, одетых празднично и пестро, Апостол разглядел и многих солдат. Лица их были не такие, как обычно, – просветленные, торжественные, губы благоговейно шептали молитвы. Каково же было удивление Апостола, когда среди солдат он заметил и своего подчиненного – фельдфебеля-венгра, который стоял со свечой и тоже шепотом молился.
Начался крестный ход. Впереди в блестящем парчовом стихаре шел дьякон и нес плащаницу, а по бокам от него и священника и чуть позади несколько мальчиков и стариков несли хоругви. При отблесках свечей лица людей менялись, становились необычными, загадочными; лицо священника, тонкое и строгое, казалось ликом святого со старинной иконы. Приятно щекотал ноздри благоухающий запах ладана. Болога внезапно испытал такое блаженство, словно приобщился к чему-то такому, чего издавна был лишен.
– Воскресение твое Христе спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем тебе славити... – проникновенный и чистый голос священника плыл над головами молящихся и отдавался эхом где-то далеко-далеко, чуть ли не на станции.
У входа в алтарь остановились, отец Константин раскрыл Евангелие и прочел несколько стихов.
Все опустились на колени. Старая, полуразрушенная церковь при свете многочисленных свечей приобретала очертания фантастические. Болога задумчиво слушал слова молитвы, не отрывая глаз от шевелящихся губ священника. Слетающие с губ слова, подрагивая, парили в воздухе и, сливаясь, казались необычайной музыкой, наполняющей душу беззаветной верой. Апостол, сам того не замечая, виновато понурил голову, чувствуя в своей душе невольную печаль и горечь. Мощный и радостный голос священника. словно серебряный звук трубы архангельской, возвестил:
– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав.
Апостол поднялся. Вокруг все пели со светящимися радостью лицами. Голоса трепетали в прозрачном воздухе и, будто колышущийся белый плат, поднимались все выше и выше, прямо к милосердному небу. «Очистим чувствия, и узрим неприступным светом воскресения Христа блистающая...»
7
В первый день пасхи, отложив все дела в канцелярии, Болога провел с невестой и ее отцом. Разговлялись на половине хозяев. За трапезой Видор рассказал еще кое-какие подробности о тех троих задержанных крестьянах. После обеда он собирался опять ехать в Фэджет, за Илону он теперь уже не беспокоился.
– Вы небось постережете ее получше моего, – заявил он Апостолу, озорно подмигнув.
Под вечер, незадолго до его возвращения, в деревне стало известно, что всех троих трибунал приговорил к повешению и завтра на рассвете они будут казнены. Злая весть эта шла от дома к дому, отравляя людям праздник.
Но как ни страшна была эта весть, та, что привез из города Видор, была еще пострашнее. Кроме троих приговоренных, ночью близ фронта были задержаны еще четверо крестьян, тоже все местные жители. Родственники арестованных пришли на штабной двор, кинулись в ноги генералу, умоляли Христом-богом отпустить невинных, хотя бы в честь пасхи, но его превосходительство и слушать их не стал, топал ногами и велел всех вытолкать вон. Тем дело и кончилось.
– Видать, кровопивец решил всех нас поодиночке порешить, – хмуро заявил могильщик.
Он отправился с этой страшной вестью по соседям, а вернувшись, опять стал собираться в Фэджет.
– Все ж ремесло мое такое, что могу людям в остатний час сгодиться, – с грустью произнес он и перекрестился. – Вот она какая, наша жизнь крестьянская... Прости и помилуй, господи!..
Его возвращения ожидали не скоро, но неожиданно к обеду следующего дня Видор вернулся и со слезами на глазах рассказал, как всех троих вешали на опушке близ самого шоссе, что ведет из Лунки в Фэджет.
– И виселицу им рубить не стали, – сурово рассказывал Видор. – Так прямо на суках и подвесили, ровно собак... И схоронить по-христиански тоже не позволили, пусть, мол, висят для острастки... Чтоб другим, значит, неповадно было... Ах, нелюди! Креста на них нет!.. Уж, бедные, перед смертью плакались, клялись-божились, ни в чем мы, дескать, не виноватые... случайно близко от окопов оказались... Да кто ж их слушать станет, коли caw заглавный генерал велел смертию их сказнить?.. На пасху-то, на христов праздник!.. Ах ты, беда-то какая... И еще четверо участи своей такой же дожидаются...