Сталкеры уединялись со своими жёнами в домах — или где-то в тёмных закоулках деревни, если дома спали дети. Одинокие люди проводили время в компании кувшинов с самогоном.
А Лас и Ксюня просто гуляли — наедине друг с другом, и им не было дела ни до чего другого.
— Ты как, в порядке? — спросил Лас.
Ксюня кивнула и ещё сильнее прижалась щекой к боку Ласа.
— Спасибо тебе, — прошептала она.
— За что? Это я должен благодарить тебя за ту пощёчину Стану… М-да, глупо всё как-то получилось… Зато хотя бы отношения с этими выяснили…
— Мы оба потеряли по одному другу, — сказала Ксюня, — ты — Стана, я — Лину… Даже Плющ, кажется, от тебя отвернулся…
— У меня есть ты, а у тебя — я, — ответил Лас и положил свободную ладонь на руку Ксюни, обнимавшую его спереди. — И поэтому нас двое, а они все — по одном. А значит, мы сильнее их.
Ксюня довольно прикрыла глаза.
Внезапно из темноты перед гуляющей парочкой вынырнул Старик — вдрызг пьяный, размахивающий пустым кувшином.
— Эт-то ещё кто тут гуляет?! — невнятно проговорил он, пошатываясь и воняя перегаром. Всмотрелся в тех, кто ему встретился: — К-ксюня, т-ты, что ли? Быстро домой: уже п-поздно… А эт-то что за хм-хмырь, а? — спросил он, глядя на Ласа. — А ну ж-живо от-отвали от неё, к-кому с-сказал!
— Велк, отстань, а? — ответил Лас, стараясь и не выходить за рамки приличий, и не прогибаться под этого старого пьяного придурка. — Тебе же лучше будет…
— Т-ты к-как со м-мной раз-разговариваешь?! — вскипел Старик. — К-ксюня, п-пошла д-домой б-быст-тро…
— Ну, ты сам напросился, — сказал Лас и легонько пихнул так называемого велка в плечо.
Эффект оказался сильнее, чем предполагал Лас: Старика повело в сторону, он широко раскинул руки, выронив кувшин, и, не удержав равновесия, мешком шлёпнулся на землю, а через мгновение уже увлечённо захрапел.
Увидев, как погрустнела Ксюня, Лас спросил у неё:
— Ты что, расстроилась? Этот гад чем-то обидел тебя?
— Дело не в этом. Просто Старик — мой родственник. — У Ласа брови взлетели вверх на целый врех. А Ксюня повернулась к нему и посмотрела ему в лицо. — Я его праправнучка.
Лас вспомнил, как Старик дней тридцать назад — в утро перед первым походом подсталкров в лес — говорил что-то, в том числе и про свою семью.
— И что это меняет? — спросил Лас, возобновляя прогулку. — Ты по-прежнему мне нравишься, да и я тебе, наверное…
— Мне будет не очень приятно, если ты рассоришься с ним — каким-никаким, а одним из старейшин деревни.
— Обещаю, я скоро с ним помирюсь, — сказал Лас и потёрся щекой о волосы Ксюни. — По крайней мере, попробую.
— Спасибо.
Какое-то время шли молча, описав по окраинам Сталочной почти полный круг.
Вдруг Лас остановился, положил руки Ксюне на плечи и спросил, глядя на неё в темноте сверху вниз:
— Скажи, ты будешь со мной?
— Буду, — после паузы ответила Ксюня, но, когда руки Ласа заскользили по её телу ниже, добавила: — Но не сейчас. Я ещё… не готова.
— Понимаю, — сказал Лас, вернул свои ладони сталочке на плечи и поцеловал её — сначала в лоб, потом в нос, затем в губы.
На последний поцелуй Ксюня ответила, обвив руками шею Ласа и понимая, что сейчас их дружба окончательно перешла в любовь.
Так они какое-то время и стояли, слившись в своём первом настоящем поцелуе, вместе, нераздельно, едино. А оторвавшись друг от друга, они оба поняли, что все слова на сегодня уже сказаны, а всё, что нужно, сделано, и постояли ещё немного просто так, обнявшись и вдыхая свежий аромат ночи.
Затем каждый из них отправился к себе домой — набираться сил перед начинающимся летом.
Стан вернулся домой и сразу же лёг на свою лавку, чтобы заснуть и ненадолго забыть о сегодняшнем позоре. Но вместо сна к подсталкру шли мысли, распалявшие его ум и заставлявшие злиться ещё сильнее.
«Этой дуре нужен Лас, а не я… — думал Стан, скрежеща зубами, но не беспокоясь, что это кто-нибудь услышит. Его родители, похоже, сейчас приятно проводили время где-то на траве, у стены кого-нибудь дома или, чем Первосталк не шутит, в кустах за ближайшими к селению деревьями. — Я так старался понравиться ей, завоевать её, а она… Я этого так не оставлю… Лас всё равно вряд ли доживёт до сталкатлона, а Ксюня в таком случае станет моей… А пока он жив, будет утешаться тем, что есть, — то есть Линой…»
И, приняв это решение, Стан заснул со своей обычной чуть страшноватой ухмылкой на лице.
Лина сидела на земле и плакала, прислонившись спиной к стене своего дома. Признание Ксюни разозлило и оскорбило сталочку, у которой окончательно увели парня, которого она пыталась добиться.