– Здравствуй, Харон. Что там у тебя? По моим показателям на твой стороне разгар рабочего дня.
Ее голос, дребезжащий в динамиках, наводит тоску. Большие, ореховые глаза. Возможность перемещаться без защитной маски. Без тяжелого костюма. Горячая пища. Горячий душ. Что-то кроме одинокой бутылки «Апостола» из пайка. Что я ей скажу? Как задать тот вопрос, из-за которого я, бросив делянку, оставив вешки, спустив псу под хвост еще три часа в и без того коротком временном окне, отведенном на работу. Что меня так обеспокоило?
– Нина, – начал я, – у меня похоже проблема с внешней оболочкой модуля. Есть вероятность потери герметичности.
Всего лишь глубокая царапина. Ни о какой потери герметичности речи не идет, но о таких вещах я обязан докладывать. Так что формальный повод для беспокойства у меня есть. Не могу же я сказать, что видел кого-то в лесу. Может видел. Может не видел. Может показалось.
– Ты уже сообщал об этой проблеме, Харон. Она усугубилась?
– Нет.
– Не переживай, Харон. Это нормально. Три месяца в одиночестве и становишься мнительным. Ничего не кажется больше? Тут на юге, Ламер, помнишь, такой маленького роста, почти карлик, две смены ловил анаконду. Представляешь? Здесь, анаконду. – Я не видел, как Нина улыбнулась, но по сценарию нашей беседы, она сделала именно это. Я должен почувствовать ее улыбку. Операторы обязаны задавать определенный тон при общении с Собирателями. Потому что Собиратель может сойти с ума, а оператор – нет. Оператор – это островок безопасности. Там всегда все хорошо. На той стороне.
– Нина, а как близко ко мне другие модули. Кто-то еще работает в моем секторе?
Черт. Зачем я это спрашиваю? Я и так знаю ответ. В тридцати километрах, на север, если прямо через лес, база японцев. На востоке целая россыпь модулей разных корпорация и стран, но, чтобы попасть к ним надо преодолеть почти отвесную скалистую гряду. И все. Дальний форпост. Нужно хорошо постараться, заслужить, чтобы оказаться здесь на непаханой делянке.
– Нет, – помолчав ответила она. Вот эта заминка, она мне показалась? А интонация? Настороженность в голосе?
– Исключено, Харон, – продолжила Нина обычным голосом. – Наши все работают по другим секторам, ты вообще один на юго-западе. Если не считать японцев. Но японцы ровно через лес, там при всем желании не пройти.
Я облизал сухие губы и снова хлебанул «Апостола». Что сказать? Мне показалось, что я видел человека, одетого в белый комбинезон. И он расставлял вешки, отмечая обследованные места. Такие же вешки, как и у меня.
– А, ну ладно, – я демонстративно зевнул в эфир. – Думал устроить себе перерыв и сходить к кому-нибудь в гости.
– Хорошая идея, Харон. – засмеялась Нина. – Иди к японцам. Только завещание напиши, не забудь.
– Подумаю. Ладно отбой.
– Погоди, Харон. – голос Нины стал мягче, полнее. – Я знаю, как это непросто сидеть там безвылазно, одному. Я понимаю тебя. Если ты захочешь просто услышать мой голос, тебе необязательно придумывать повод.
– Спасибо, Нина.
– У тебя в контракте есть пункт о расслабляющих беседах, но не злоупотребляй ими, – в динамиках зашуршал смех. – Отбой, Харон.
Динамики еще пошипели какое-то время. Человек мне мог показаться. Иллюзия. Галлюцинация. Мираж среди непрерывной стены деревьев. Человек мог мне просто показаться. Но как быть с этим?
Я открыл снимок, сделанный мной на том месте, где я видел еще одного Собирателя. Или не видел. На экране появилось изображение – в тягучей, прелой массе листвы отчетливо проступал отпечаток ботинка. Ботинка с прорезиненной подошвой. Такого же как у меня.
***
Теперь еще дрон!
Дрон рухнул километра за два от Модуля. Просто пошел вниз, зарылся в траву и перестал посылать сигнал.
Запуская дрон, я исходил из того, что незнакомый Собиратель чтобы так свободно шляться по моей делянке должен иметь свой Модуль. И не дальше, чем в километрах пяти-шести. Это с учетом того, что чистый день длится часа четыре, а передвигаться по лесу кроме как на своих двоих невозможно.
Модуль не может встать в лесу из-за плотности деревьев. Их ставят на самой границе леса и травяного поля. Справа от моего модуля, в пределах видимости, расселина, просто трещина, уходящая глубоко вниз на многие сотни метров. Из нее, как мне иногда, кажется, и поднимается этот чертов туман, и наступает грязный день, который длится почти столько же сколько чистый. Но, конечно, я знаю, что туман приходит не оттуда, он просто сидит в этой расселине всегда, как молоко в кастрюле, болтается у самого края. Туман возникает одновременно во всем лесу и в поле. Вдруг. Пара минут и ты не видишь собственные руки, даже если их поднести к самому стеклу защитной маски.