Пауза затянулась.
— И давно ты об этом думаешь?
Лика не открывала глаза.
— С того дня, как увидела тот зеленый пруд с кувшинками. Это был тот самый пруд из моего детства, не просто похожий — тот самый. Я сразу вспомнила его, тебе только не хотела говорить.
— Слушай, пойдем валежник собирать. Стемнеет сейчас. Холодно.
— Ну пойдем.
Лика открыла глаза, поморщилась. Села и посмотрела по сторонам. Вгляделась куда-то влево.
— Это дом? Ты видишь это? Вон там, почти на том берегу, между соснами что-то большое и темное.
Я поднялась и всмотрелась вдаль.
— Мне кажется, это кусты.
— Это не кусты. Пойдем.
Стремительно темнело, заухали первые проснувшиеся совы. Где-то вдали привычно завыли не то собаки, не то волки. Мы пробирались через лес минут тридцать, и с каждым шагом становилось очевиднее, что в лесу действительно что-то есть.
Наконец мы вышли на небольшую поляну, на которой стоял темный двухэтажный бревенчатый дом с деревянным крыльцом, верандой и широкими ступеньками. За домом стояли два сарая, дальше еще один сарай поменьше, похоже туалет. Непроницаемые зашторенные окна. Сосновый лес с трех сторон и темно-синее озеро с четвертой.
— Эй! Здесь есть кто-нибудь? — крикнула Лика.
13
Катя вышла на кухню, поставила чайник и кастрюлю на плиту, вернулась в комнату, села на кровать, закрыла лицо руками. Вскочила, поправила криво стоящий стул. Подобрала медвежонка, посадила его на кровать. Чайник же на плите. Вернулась на кухню.
В деревне практически никого не было: муж и почти все соседи продолжали искать Оленьку. Катя тоже искала до самой ночи, потом подумала: а вдруг она сама вернулась, а вдруг нашлась, а дома никого, а вдруг она и не уходила в лес, а где-нибудь в деревне спряталась в сарае чьем-нибудь и заснула, — и прибежала обратно домой, но дома Оленьки не было, и у соседей не было, они с мужем обыскали всю деревню, прежде чем пойти на поиски в лес.
И теперь Катя кипятила чайник, подогревала суп — найдут ее, принесут, а дома нет горячей еды — и вглядывалась в темноту за окном. «Права была мама, — отстраненно подумала Катя, — из меня мать никудышная, как можно было ребенка потерять».
Оленька пропала несколько часов назад. Она играла во дворе со щенком, привезенным ей папой накануне из соседней деревни, громко разговаривала с ним, Катя прекрасно слышала ее из дома. Потом забегалась, не заметила, как смолк голос, а когда во двор вышла, там не было ни дочери, ни щенка. «Права была мать, — подумала Катя, — права».
Часы на стене оглушительно тикали, она раньше и не замечала, как громко они тикают. Тик-так, тик-так. «Господи, если ты есть, пусть Оля найдется, пусть найдется». В соседнем дворе оглушительно залаяла собака, будто учуяв кого-то, Катя бросилась на улицу. Нет, никого, кошка, может, мимо прошла. Катя всмотрелась в темноту. Через два дома уже начинался мрачный лес, где-то там соседи ходили с фонарями и звали девочку. Надо к ним, надо с ними искать. Катя чуть не побежала к лесу прямо так, в домашних тапках, но вспомнила про плиту и вернулась. Выключила, сняла чайник. Просто пусть она найдется.
Тик-так, тик-так. Час ночи. Господи. Катя пошла в детскую, села на кровать. Надо фонарь взять и бежать в лес. Чего тут сидеть, нет ее здесь. Соседская собака снова залаяла, ей начали вторить другие собаки. Катя не шелохнулась: опять кошка.
Послышался скрип калитки и голос Вермеевой, жившей в доме на краю леса:
— Хозяйка, открывай, нашлась малая твоя!
Катя рванула в прихожую так, что чуть не упала, распахнула незапертую дверь, схватила дочку из рук Вермеевой, прижала к груди. Оленька была грязной с ног до головы, в листьях и сосновых иголках, с царапиной на щеке. На крыльце стоял и вилял хвостом лопоухий серый щенок.
— Стук в дверь, представляешь, а у меня бессонница, повезло, что я не сплю. Я в окно выглянула, там вроде никого. Ну я подумала — померещилось, хотела уже лечь обратно, как что-то дернуло меня. Будто почувствовала что-то, понимаешь? Халат надела, пошла, открываю дверь, а там малая твоя сидит и щенок ваш рядом. Я ей говорю: «Ты чего тут делаешь, тебя все обыскались...»
— Спасибо, — сказала Катя Вермеевой. — Господи, спасибо.
— Мама, пусти, больно, — сказала Оленька, начала брыкаться и захныкала.
— Надо мужикам позвонить, а то так до утра и будут по лесу ходить, ты позвонишь или мне позвонить? Во дает твоя малая, всех переполошила. Я ее спрашиваю: «Ты где была?» А она мне: «В лесу». — «А что ты там делала?» — «Я к маме хочу». Ну, если бы мои дети такое устроили, я бы им устроила...