– Правильно рассказываешь, Сит. Так всегда после Исхода. Первый год саженцы плодоносят без перерыва, только и успевай плоды собирать. Потом все реже и реже. А плоды скоропортящиеся. Сколько я ни бился, а так и не нашел способа их долго в сохранности держать, – Шептун почесал бороду. – Через три-четыре года плодов на всех уже не хватает, вот и приходится охотникам за новыми саженцами в Лес отправляться. Но уже не каждый для урожая подходит. А то и вовсе, как не уговаривай, не приживается. Только молодые для посадки пригодны, а молодые, как известно, в глубине Леса прячутся, у Гнилых болот все норовят схорониться. Добывать их все опаснее становится. Спросите у любого охотника.
– Вот оно что, – Ник поднялся со своего места. – А я все думал, почему у вас такое разделение на охотников и собирателей. Теперь ясно, – он решительно передвинул свой мешок и уселся напротив старика. – Кажется, все становится более-менее понятно, – Ник глубоко вдохнул, будто собрался нырнуть. – Поправь меня, Шептун, если я что-то не то скажу или напутаю.
Он заговорил быстро, словно размышлял вслух, а может, боялся, что его остановят или он сам собьется и упустит нить связного повествования.
– Так что же получается? Значит, Лес – это что-то вроде организма, единая большая самоорганизующаяся сущность, возможно, и с зачатками разума? Раз в десять лет наступает обновление. Для этого Он исторгает из себя полчища пожирателей, за ними следом кого еще покрупнее, а в Лесу этого добра, как я понимаю, хватает. И вот эти самые пожиратели и иже с ними под корень уничтожают всю старую, отжившую свое... – Ник запнулся, подбирая аналог слова «биомасса» в местном языке. Не найдя, махнул рукой и продолжил: – Траву, кусты, да любое существо, которое попадется у них на пути, пусть то тварь или человек, без разницы. В каких-то определенных местах часть их останавливается. Твари кучкуются и каким-то непонятным образом «прорастают», как вы это называете. На этих местах образуются проплешины-кляксы, которые в свою очередь перерождаются - кто в гнилое болото, кто в зеркальное озеро или еще там во что-то...
На секунду задумавшись, Ник пробормотал себе под нос: «Сюда бы этих умников с кафедры абиогенеза, вот бы они тут вволю подискутировали».
– И начинается новый цикл, – он взглянул на старика. – Правильно я излагаю, Шептун?
– В целом, правильно, Ник, – Шептун довольно усмехнулся. – Только чтобы прорасти, споры, как правило, требуются, – он снова принялся гладить бороду. – А может, и еще чего, – Шептун задумался. – Но споры точно нужны, их на себе пожиратели переносят. Или, как в последний раз, – летуны.
– Невероятно! – Ник не удержался от восклицания. – Просто невероятно!
Ободренный реакцией Шептуна, Ник совсем перестал следить за своей речью, то и дело, переходя на интерлинг:
– Это же огромный и, возможно, псевдоразумный биоценоз! * Это же самая настоящая! Это же... огроменная фабрика по переработке и производству биомассы, причем с заранее заданными параметрами – Ник даже вскочил со своего места. – Это же направленная эволюция! Самоэволюция! – вдруг ему в голову пришла еще одна мысль: – Скажи-ка, Шептун, а после Исхода, случайно, не появляются новые разновидности тварей? Ну, такие, которых до этого никто никогда не встречал?
– Ник! – встрял Сит. – Ну ты опять за свое. Ну ведь ничего не понятно, что говоришь. Одно слово нормальное, человеческое, другое - будто в брюхе шестилапа урчит.
Примечание: Биоценоз — это исторически сложившаяся совокупность животных, растений, грибов и микроорганизмов, населяющих относительно однородное жизненное пространство (определённый участок суши или акватории), и связанных между собой окружающей их средой. Биоценоз — это динамическая, способная к саморегулированию система, компоненты которой (продуценты, консументы, редуценты) взаимосвязаны.
Глава 3 Часть 3
Глава 3 Часть 3
– Подожди, Сит! – одернул мальчишку Шептун. – Ты так и не понял? Когда Ник волнуется или нашими словами мысль выразить не может, то на свой язык переходит.