«Вот ты-то мне и нужен» – подумал Хват, разглядев среди обитателей кочевья мужчину, чьё роскошное снаряжение выдавало в нём человека, несерьёзно относившегося к военному делу. Тончайшая кольчуга изящного плетения была не способна защитить даже от кухонного ножа, зато подчёркивала высокое положение владельца в местной иерархии. На поясе висела сабля с золочёным эфесом, коротковатая даже для сражения в пешем порядке, не говоря уж о конном бое. Ну а холёная физиономия качикона напрямую свидетельствовала о том, что он редко покидает уютный шатёр. Вспомнив иссушенное ветром, цвета старого дерева лицо степняка, в чьём гэре недавно останавливался отряд, шеф Тайного сыска усмехнулся, выудил из потайного кармана пару золотых. Он не мелочился, когда дело касалось важных сведений.
Казалось, кочевник слушал вполуха. Не обращая внимания на рассыпавшегося в любезностях чебеха, он буравил взглядом Бяшку. Даже не сразу сообразил, что чужеземец замолк и смиренно ожидает ответа.
– Быстро же вести о постигших нас бедах достигли северных земель, – бесстрастным тоном произнёс чиновник.
– Поэтому я и здесь, мудрейший, – кланяясь чуть ли не в пояс, залебезил Хват и намеренно звякнул монетами. – Прошу дозволения припасть к ногам величайшего из Вождей степного народа, да продлит Лао Тын его дни.
– Все жаждут выгоды. Ты не исключение, чужеземец. Многие из тех, что искали расположения нашего правителя, пали жертвой собственной алчности. – кочевник с усмешкой протянул ладонь тыльной стороной вверх.
Хват подхватил её снизу своими руками, прижался лбом к унизанным перстнями пальцам, и оба золотых тут же перекочевали от просителя к чиновнику. Со стороны это выглядело жестом почтения, не более того. Взяточничество, процветавшее среди приближённых Тын-Карантына, никого не смущало, но было не принято открыто совать деньги. Об этом шефу Тайной сыскной канцелярии поведал тот самый воришка, подробно рассказавший, каким образом местные берут подношение. Хват надеялся, что всё сделал правильно, и у чиновника не возникнет подозрений. Тот переправил монеты в поясной кошель и задумчиво взглянул на чужеземца:
– Либо ты умнее всех наших мудрецов вместе взятых, либо мозгов у тебя столько же, как в пустом лошадином черепе. Не обижайся, но я склоняюсь ко второму варианту.
– Рад, что мне не отказали в столь ничтожной просьбе, – поспешно заговорил Хват, начавший опасаться, что дал слишком мало, – но больше ничем не могу отблагодарить тебя, почтеннейший. После того, как я увижу Вождя…
– Не продолжай! – чиновник разразился противным утробным смехом. – Ты действительно глуп. Пойдём, чужеземец. Могу дать хороший совет. Когда услышишь топот копыт Лао Тын, попроси её дать больше разума в следующей жизни.
«Что-то я не учёл, – с нарастающим беспокойством думал шеф Тайного сыска, обозревая спину шагавшего впереди кочевника. – Чего он так развеселился? Глупцом обзывал… Намекал при этом, что мне грозит смертельная опасность. Вероятно, Вождь сильно не в духе… Так оно и понятно. По поводу потери Сердца Великого Гурта здесь вряд ли кто испытывает радость».
– Эй, Хаказ! – чиновник остановился возле одного из шатров, но полог откидывать не стал. – Выйди, здесь ещё одну привели!
На зов появился человек, одетый в невообразимо пёстрый кафтан и просторные шаровары из расшитой золотыми нитями ткани. В первый момент Хвату показалось, что он чем-то смахивает на Судью – такой же откормленный и розовощёкий. Может, даже и лысина у него имелась, но об этом судить было трудно, разглядеть мешала украшенная самоцветами чалма. Человек изумлённо уставился на Бяшку, затем на ухмыляющегося чиновника и только после этого перевёл взгляд на Хвата.
– Он сумасшедший! – тоненьким голоском взвизгнул толстяк, всплеснув коротенькими ручонками. – Уходи отсюда, не искушай судьбу! Ты меня понимаешь, чужеземец?
«Судя по описанию, составленному со слов карманника, это евнух. – догадался шеф Тайной сыскной канцелярии. – Слуга при гареме Тын-Карантына. Только евнухам разрешён вход в шатры, предназначенные для жён и наложниц Вождя».