– Досточтимый Хаказ, – Хват поклонился, краем глаза заметил, что чиновник развернулся и пошёл обратно. – Не откажи скромному чебеху в просьбе. Я мечтаю увидеть храбрейшего из воинов степного народа, чьи владения бескрайни, а слава столь велика, что любой из смертных сочтёт за счастье прикоснуться к земле, на которую ступала нога Тын-Карантына.
Евнух покачал головой, зажал в кулак висевшие на шейной цепочке золотые амулеты и принялся молиться священной кобыле. В отличие от других качиконов, чаще упоминавших только Лао Тын, Хаказ перечислил по именам всех её жеребят, коих насчитывалось трое. Согласно поверьям степного народа, каждый из малышей простирал свою благодать на то, что каждый кочевник почитал превыше всего. Рыжий жеребёнок символизировал домашний очаг, золотистый – богатство, а их сестра, чёрно-белая жеребица, олицетворяла удачу. Именно к ней евнух обратился несколько раз, призывая не поворачиваться своим чёрным боком.
– Всё будет хорошо, досточтимый Хаказ, – заверил Хват, с трудом дождавшийся окончания молитв. – Ты человек большого ума. Растолкуй, пожалуйста, мой утренний сон. Видел я юную двухцветную жеребицу, стоявшую ко мне боком. Он был белым, как молоко Лао Тын. К чему бы это?
– Приснилась Айяза́? – недоверчиво переспросил евнух, откидывая полог шатра. – Это объясняет твою смелость. Но учти, Айяза́ обладает переменчивым нравом. Многие верят, будто поймали за хвост юную жеребицу и больше не выпустят из рук. Расплата за самонадеянность – смерть. Входи, чужеземец, и не жалуйся потом, что тебя не предупреждали.
В жилище было тесно от толпившихся возле входа мужчин. Глянув поверх их голов, шеф Тайной сыскной канцелярии заметил, что середина шатра пустовала, а справа жалась к стенке стайка молодых девушек. Внезапно люди перед Хватом и Бяшкой расступились, и стала отчётливо видна противоположная сторона шатра, где оказался ещё один полог. Видимо, там находился проход в смежное помещение. «Наверняка, в покои Вождя, – предположил Хват, – иначе не охраняли бы полог четверо телохранителей при оружии. Ещё и какой-то чиновник уселся при входе». За низеньким столиком, скрестив ноги, сидел сухонький старичок. Его редкие седые волосы были заплетены в косичку толщиной с бельевую верёвку.
Почувствовав несильный толчок в бок, Хват обратил внимание на стоявшего рядом человека – невысокого круглолицего качикона с откровенно недобрым взглядом.
– Чего ты встал, будто шест для коновязи? – прошипел тот. – Позже всех пожаловал, так решил, будто выгоднее товар удастся сбыть? Кто позволил чужеземке твоей в одиночку здесь сиять, как Доминии на ясном небе? Давай-ка, к остальным её, чтобы всё по честному было.
– Да-да, конечно, – забормотал Хват, мучительно соображая, что же здесь происходит. Бяшке он приказал встать рядом с девушками, а сам попытался прислушаться к разговорам, коих вокруг велось немало. Постепенно ситуация стала проясняться. Весь гарем Тын-Карантына погиб при поспешном отступлении из Сердца Великого Гурта. О том, как это случилось, мнения кочевников расходились. Кто-то утверждал, будто собственными глазами видел, как стая мелких летающих тварей опустилась на женский шатёр, и оттуда больше уже никто не выбрался. Ему возражали – у Вождя столько жён и наложниц, что всех их в один шатёр можно запихнуть, только если вплотную друг к дружке поставить, да и то, не все влезут. Другой якобы очевидец рассказывал, как женщины в страхе разбежались по оазису, и у чауфаров не было времени их спасать. За спиной у Хвата двое качиконов шёпотом говорили о том, что жён попросту бросили, чтобы лесные чудовища не кинулись вдогонку за Вождём и его ближней свитой.
Все собравшиеся искренне жалели Тын-Карантына, постель которого уже несколько дней была пуста и холодна, словно скалы перед рассветом. Весть об этом несчастье с быстротой ветра распространилась по кочевым гэрам, и в походную ставку Вождя стали прибывать самые красивые дочери степного народа в сопровождении отцов и братьев. Каждый надеялся, что выбор падёт на девушку из его гэра – это позволяло надеяться на благосклонность Вождя и богатые подарки за невесту. Степняки придирчиво осматривали кандидаток и даже заключали пари по поводу того, кто именно завоюет сердце первейшего из качиконов, ведь из дюжины девушек в гарем попадут только три.
Почти все присутствовавшие считали, что у невесть откуда взявшейся северянки, подразумевая под этим прозвищем Бяшку, шансов нет никаких. Закон качиконов запрещал брать в жёны чебешек, и Вождь этим правилам следовал, хотя ему частенько предлагали северянок в качестве наложниц, но эта девчонка выглядела не лучшим образом даже для своего народа. Поначалу Хват даже обрадовался такому раскладу, ибо не собирался оставлять Бяшку у степняков. Он надеялся, что как только попадётся на глаза Тын-Карантыну, тот должен сообразить: доверенный человек Судьи пришёл сюда неспроста. По сути этого было достаточно, чтобы напроситься на серьёзный разговор о судьбе Великого Города.