— Перестань искать ответы на вопросы, которые тебе не положено задавать! Смирись со своей жизнью в соборе. Как, по-твоему, деревне удалось выжить вопреки всем опасностям, когда остальной мир пал? Почему мы так давно живем в покое и безопасности? Благодаря чему нам удается отражать атаки Нечестивых? Мы не испытываем Божье терпение. Не навлекаем на себя Его гнев. Не рискуем понапрасну, а служим Господу и друг другу. — Ее лицо замерло прямо напротив моего, пылающие глаза широко раскрыты. — Мы выжили лишь благодаря тому, что Союз Сестер прилежно исполнял свой долг. Мы блюдем порядок. — Сестра Табита смотрит в окно на бесконечный Лес. — Представь, если бы порядка не было. — Она опять бьет кулаком по подоконнику. — Представь, что люди нарушали бы клятвы и обещания, крали друг у друга. Именно таким был мир до Возврата. И вот к чему это привело. — Она показывает на Лес, а потом снова прожигает меня взглядом. — Ты должна оставить Трэвиса в покое. Я вижу, как ты его жаждешь. Но он не твой.
Мир вокруг меня рушится, колени подгибаются, и я едва могу устоять на ногах. Не зная, что сказать и как ответить, я просто киваю. Эта боль невыносима. Сестра Табита просит меня отказаться от того единственного, что у меня осталось.
Она хватает меня за плечи, больно впиваясь костлявыми пальцами в кожу:
— Покинув эту келью, ты заново посвятишь себя Союзу и служению деревне. Каждому ее жителю в отдельности и нашему общему благу. Ты раскаешься!
Сестра Табита яростно втягивает воздух и скрипит зубами, все ее мышцы сводит от напряжения. Она делает шаг назад и отворачивается к окну. На миг мне кажется, что ее лицо, отраженное в стекле, и даже затылок выдают глубокую печаль.
— Понимаю, что мои слова кажутся тебе очень суровыми, Мэри, — вдруг с прежним спокойствием и размеренностью произносит Сестра Табита. — И правила Союза тоже суровы. Но во что превратится наша деревня, если в ней не будет порядка? Если некому будет следить за соблюдением правил? — Она кладет ладонь на стекло: все ее тело едва заметно дрожит. Союз Сестер несет священное бремя. Мы несем его, чтобы остальные жители могли жить в мире и покое. Чтобы они забыли прошлое, исцелились и начали новую жизнь без гнета прежних грехов.
Мое тело горит — значит, Сестры все знают и нарочно держат нас в неведении.
— Зачем вы храните эти тайны? Почему не доверяете нам?
Сестра Табита оборачивается, и мне вдруг чудится, что ее глаза смотрят сквозь меня в далекое прошлое. Она словно что-то вспоминает. Вокруг ее глаз вновь пролегают знакомые смешливые морщинки — призрак улыбки.
Я сознаю, что перегнула палку. Как бы Сестра Табита теперь не вышвырнула меня в Лес, испугавшись, что я расскажу об этом остальным: Союз хранит от нас тайны.
Я пячусь, но тут она снова заговаривает:
— Мама рассказывала тебе о жизни до Возврата. Но часто ли ты слышала от нее истории об убийствах? О насилии и боли? О ереси и ханжестве? О войнах, лжи, тщеславии? О сытых богачах, что позволяли другим гибнуть от голода и холода? Даже во время Возврата, когда человечество из последних сил пыталось выжить, люди нападали друг на друга, убивали и грабили! Вот почему мы здесь, вот как нам удалось выжить — мы полностью отгородились от внешнего мира. Позволили остальным погибнуть. В нашей деревне все сыты, одеты и любимы. Это наша заслуга, Мэри. Именно Сестры создали рай посреди ада. Люди всегда хотят, чтобы им доверяли, но посмотри, куда это их заводит! Я доверилась тебе, а ты стала тайком бродить ночами по собору и нарушать правила в личных интересах. При этом ты прекрасно знаешь, что вредишь своей подруге. Ты возжелала ее будущего мужа. Ты поставила свои интересы превыше интересов лучшей подруги, всего нашего сообщества и Господа. — Сестра Табита на секунду умолкает, словно собираясь с мыслями. — Ты думаешь, что хочешь любви, Мэри. По-твоему, это чудесный дар, который придает человеческому существованию радость и смысл. Но это не так. Любовь может быть жестокой и безобразной. Подчас она приносит страшную боль. Посмотри, что она сделала с твоими родителями. — Сестра Табита прижимает руку к груди, словно хватается за сердце. — Разве ты не понимаешь, что жизнь в нашей деревне строится не на любви, а на чувстве долга, на служении людям?
Я вновь пячусь, зажав руками рот. Щеки пылают. Выходит, ей всегда было известно о нас с Трэвисом!
— Откуда вы узнали? — спрашиваю я.
Множество раз я кралась по ночам коридорами собора, думая, что меня никто не видит, что я сбежала от всевидящего ока Сестры Табиты. Оказывается, она меня испытывала. Проверяла, насколько хватит моей верности.