Их дом на дереве не такой красивый, как наш с Трэвисом: он сколочен из необработанных бревен, а в окнах нет стекол. Отсюда мне сложно различить, где заканчивается дерево и начинаются стены: ветви торчат отовсюду. По периметру дом окружает большая терраса, а от нее в разные стороны расходятся мостки, которые ведут к другим домам и платформам, образующим сеть над деревней. В еде мои близкие тоже недостатка не испытывают: я видела, как они смеются за обедом.
И хотя места у них предостаточно, почему-то они все живут под одной крышей.
Счастливая семья. Как на фотографиях в том альбоме.
Гарри и Джед однажды вынесли из дома большой стол, и теперь они едят на улице. Время от времени кто-нибудь из них закидывает голову и смеется. Гарри все чаще кладет руку на талию Кэсс и много времени проводит с Джейкобом, будто с родным сыном.
И хотя за стонами Нечестивых ничего не слышно, со стороны их жизнь выглядит намного радостнее и насыщенней, чем моя, а наш с Трэвисом дом кажется таким пустым и тихим…
Не то чтобы мы с Трэвисом поссорились и не разговариваем, вовсе нет. Однако мы начали понимать друг друга с одного взгляда и больше не нуждаемся в словах. Наш мир давно погрузился в тишину.
Каждый из нас пытается найти способ выбраться из этого дома, из этой жизни. Мы гадаем, как объединиться с остальными и сбежать из деревни. Моим ногам не терпится пойти по тропе, чтобы найти еще одни ворота, другую деревню, океан. Отыскать бывшую хозяйку этого дома и сказать ей, что о ней помнят.
Что ее жизнь имеет смысл.
Однажды утром я выхожу на балкон — доски уже нагрелись на жарком летнем солнце — и вижу на самом краю платформы Гарри: он машет мне рукой, а потом сцепляет пальцы в кружок, словно хочет что-то сказать.
Я вопросительно пожимаю плечами. Тогда Гарри начинает чертить в воздухе полный круг, и я по-прежнему в недоумении. Какое-то время он продолжает рисовать, а потом сдается и упирается руками в бока. Отворачивается и смотрит на меня из-за плеча. Я делаю то же самое.
Тогда Гарри трясет головой и смеется — это видно по опадающим и поднимающимся плечам. Наконец он машет мне на прощание и уходит к остальным, а я по привычке сажусь на пол, открываю банку с инжирным вареньем и намазываю его на свежий хлеб.
Болтая ногами в воздухе, я позволяю свежему ветру трепать подол моей юбки и оцениваю расстояние между нашим домом и забором. Между балконом и платформой Гарри. Оцениваю плотность толпы Нечестивых. И продолжаю упорно искать пути к отступлению, мечта об океане вновь и вновь заставляет мою кожу покрываться мурашками.
Я стараюсь не думать об альбоме с фотографиями. Я ни слова не сказала о нем Трэвису — еще подумает, что я опять завелась на пустом месте, как с тем зеленым платьем. Что я каким-то образом помешалась на прежних жителях этой деревни и их историях.
Интересно, знала ли та девочка с фотографий, что ее ждет? Догадывалась ли она о грядущей катастрофе? В глубине души мне хочется верить, что снимок на берегу был сделан после Возврата, что мать и ее дочь нашли укрытие где-то среди океанских волн.
Но нет, в их глазах совсем нет страха. А после Возврата страх поселился в душе каждого — страх смерти, которая всегда поджидает за забором. Ждет тебя, жаждет тебя.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, я принимаюсь разглядывать деревню. Пытаюсь представить, каково было гулять по этим широким улицам, как они выглядели, когда жизнь била здесь ключом. Наш дом возвышается над остальными постройками в конце улицы — небольшими, но аккуратными деревянными домиками. Невдалеке виднеются лавки и магазины, которые я заметила еще в первый день. На ветру качаются нетронутые вывески с названиями товаров на продажу: одежды, еды, услуг. Странно это: в нашей деревне всем необходимым жителей обеспечивали Сестры и торговли не было вообще.
Однако, сколько я ни смотрю, нигде не видно признаков поклонения Богу. Между домами и магазинами медленно бродят Нечестивые. Зрелище это слишком фантастическое и странное, поэтому я отворачиваюсь и снова принимаюсь наблюдать за Гарри, Джедом, Кэсс и Джейкобом.
Когда солнце поднимается выше и бьет мне в лицо, меня начинает мучить жажда. Я встаю и уже собираюсь уйти, как вдруг замечаю торчащую из стены стрелу. К древку плотно примотана записка.
Липкими от варенья пальцами я снимаю бумажку и разворачиваю. Мелким наклонным почерком Гарри там написано: «Есть контакт!» У меня вырывается смешок, который переходит в настоящий хохот, когда я оглядываюсь и замечаю вокруг балкона с десяток стрел, до них мне не дотянуться. Я так хохочу, что опираюсь руками на колени и едва не начинаю задыхаться от радости и облегчения.