Долгое время Трэвис молчит. А потом спрашивает:
— Ты знаешь, как я сломал ногу?
Я качаю головой. Он никогда мне не рассказывал, а я не спрашивала — думала, все узнаю в свое время.
Не поднимая головы, Трэвис начинает:
— Все случилось из-за той башни, старой вышки на холме. Я часто забирался на нее, смотрел на Лес за забором и гадал, какой мир на самом деле. Разве может наша деревушка быть последним человеческим поселением в некогда огромной вселенной? Неужели мы последние люди на свете? Как Господь мог доверить нам будущее человечества? — Он поднимает глаза: — Среди нас нет ни Ноя, ни Моисея, мы не пророки. Почему он выбрал нас? И почему Сестры учат детей, что на свете больше никого не осталось, что за забором нет никакой жизни? Я забирался на башню и придумывал план побега.
Взгляд у Трэвиса становится отрешенный и далекий, словно он полностью ушел в воспоминания. Словно перед его глазами стоят знакомые виды с башни и знакомый ветер ласкает лицо.
— Ты знала, что в детстве я все время просил Кэсс пересказывать мне твои истории? Она смеялась над ними, не злобно, по-дружески и любя, как смеялась над всем остальным, пока не… — Он показывает на мир вокруг.
Я трясу головой:
— Но мои истории никогда не нравились Кэсс! Она их даже не запоминала.
— Еще как запоминала, ведь я постоянно требовал новых.
— Почему ты не просил меня? — шепчу я.
— Потому что ты принадлежала Гарри.
— Не всегда.
— Всегда, — заверяет меня Трэвис. — По крайней мере, в его представлении.
Я начинаю расхаживать перед дверью, затем по всей комнате.
— Почему тебя так интересовали мои истории? — наконец спрашиваю я.
— Потому что ты тоже знала о существовании внешнего мира. Мира за забором.
— И что?
— Мне была нужна твоя уверенность. Я хотел… — Он пожимает плечами. — Я хотел верить.
— Все равно не понимаю.
Трэвис внезапно хлопает ладонями по столу, так что мы с Аргусом подпрыгиваем на месте.
— В тот день я залез на башню, чтобы попрощаться с Лесом. Отказаться от детской мечты и принять новую жизнь. Забыть о внешнем мире. Забыть о тебе.
Я останавливаюсь:
— Что произошло?
— Было скользко, а я не смотрел под ноги. Думал только о тебе, о твоих историях про океан, о твоей непоколебимой вере. — Трэвис снова кладет руку на голову Аргуса и, не глядя на меня, добавляет: — Я поскользнулся.
Я потрясенно опускаюсь на стул:
— Я понятия не имела!
Он качает головой, по-прежнему глядя на Аргуса:
— Сломав ногу, первое время я бредил от боли и думал, что это Господь наказывает меня за неблагодарность. За мечты о чем-то большем, о жизни за пределами Леса. — Он поднимает голову и заглядывает мне в глаза: — Я уже хотел сдаться. Встать на путь истинный, каким бы он ни был. Но потом ты начала каждый вечер приходить ко мне в комнату и рассказывать про океан. Ты помогла мне вынести боль, и я уже не знал, чему верить. Не знал, искушаешь ты меня или показываешь истинный путь. — Он вытирает руками лицо. — Ты должна понимать, что Гарри всегда тебя любил. Ради тебя он был готов на все.
— Мне кажется, этого недостаточно.
Уголок его рта чуть вздрагивает словно в улыбке.
— Хотел бы я знать, кого из нас тебе достаточно, Мэри.
Трэвис надеется, что я начну возражать, попробую его переубедить. Он затаил дыхание и молча ждет моего ответа.
Но я только оглядываюсь на дверь, содрогающуюся под неумолимым натиском Нечестивых: им не терпится прорваться в наш мир. Их голод не ослабнет даже тогда, когда мы все умрем.
Я вздрагиваю и хлопаю рукой по ноге, подзывая Аргуса. Но тот не отходит от хозяина, а кладет голову ему на колени и вопросительно смотрит на меня.
Я вспоминаю, как ждала. С каждым вздохом и ударом сердца ждала, что Трэвис придет за мной.
— Я бы тоже хотела это знать, Трэвис. Но я не знаю.
— Верно.
Зато Трэвис знает. Он всегда понимал мои желания лучше, чем я сама.
Я думаю о своей матери. Она выросла на историях про океан и передала их дальше, но так и не отправилась на его поиски. А ведь она верила, всей душой верила в существование океана. С какой увлеченностью и дрожью в голосе мама рассказывала мне про жизнь до Возврата! Как берегла фотографию прапрабабушки!
Я ни разу не спрашивала ее, почему она не сбежала из деревни. Почему не отправилась на поиски. Почему не объяснила, что делать с этим ворохом воспоминаний, кроме как безропотно передавать их следующим поколениям.
Сейчас мне приходит в голову, что, возможно, ее остановили мы. Я и Джед. Однако в глубине души я понимаю: причина была в отце. Ей было достаточно нашего папы. Достаточно, чтобы счастливо и спокойно прожить всю жизнь за забором.