— Трэвис, послушай меня.
Он снова трясет головой. Слезы душат меня, сдавливают горло.
— Канат рвется, — говорит Джед тихо, чтобы Трэвис не услышал. — Ему не выбраться.
— Мэри, лучше отвернись, — шепчет Гарри, становясь надо мной.
— Нет, я его не брошу!
Я встаю и хватаюсь за канат, словно мне под силу поднять Трэвиса над ордой Нечестивых.
Канат дрожит в моих руках, каждая нить вибрирует от движений Трэвиса. Мне хочется закрыть глаза и прыгнуть вниз, оказаться рядом с Трэвисом и самой втащить его наверх.
Но я знаю, что это бесполезно. Канат не выдержит нашего веса, лопнет, и тогда погибнем мы оба.
Я смотрю на него, дрожа как блесна под водой.
— Трэвис! — Мой голос похож на рык и не терпит возражений. — Трэвис, слушай меня. Забудь о Нечестивых, забудь о канате. Выбрось из головы все. Закрой глаза и слушай мой голос!
Он не повинуется, и тогда я щелкаю по канату пальцами.
— Давай! — ору я громко, как никогда.
Его глаза тут же закрываются.
— Так, теперь переставь одну руку вперед и крепко схвати канат.
Его рука начинает медленно двигаться, сперва почти незаметно, но потом все увереннее.
— Молодец, так держать, — подбадриваю я Трэвиса, когда он переставляет вперед другую руку.
Канат начинает раскачиваться от его движений, и я чувствую, как лопаются все новые нити.
— Быстрее, Трэвис. Чуть-чуть быстрее.
Его прошибает пот, но он кивает и начинает подниматься к краю платформы.
Когда на Нечестивых внизу падают первые капли крови, их стоны превращаются в сокрушительный вал, однако Трэвиса это не останавливает.
Гарри и Джед напряженно следят за ним, тихо бормоча что-то себе под нос и боясь любым лишним шумом отвлечь Трэвиса от самого главного.
— Помогите ему! — кричу я.
Они подлетают к краю и помогают Трэвису забраться на платформу.
Наконец он в безопасности. От избытка чувств и облегчения я теряю сознание.
XXIX
Прихожу в себя уже в темноте. Я одна, лежу в кровати под ворохом одеял, их так много, что не продохнуть. Я начинаю выбираться из-под них и вдруг чувствую, как чьи-то пальцы нежно гладят меня по щеке. Я зажмуриваюсь от удовольствия.
— Ты смог, — шепчу я, поднимая руку и накрывая ладонь Трэвиса, и с облегчением падаю обратно на подушки.
Но потом я вспоминаю:
— Твоя нога! — И судорожно пытаюсь вскочить.
Ласково, но твердо Трэвис укладывает меня обратно в теплое гнездо из одеял. Я не даюсь и снова встаю.
— Все хорошо, — заверяет меня он. — Несколько пустяковых царапин. — Тихий смешок. — У той покойницы были длиннющие когти. И острые.
Даже в тусклом свете я вижу, как он весь содрогается от воспоминаний. Лицо его чуть осунулось, глаза плотно зажмурены от внезапно нахлынувшего страха.
— Но ты смог, — повторяю я.
— Да.
Минуту мы молчим. Прислушиваемся к пробуждению мира. К стонам Нечестивых под нами.
— Сколько мы тут пробудем? — спрашиваю я.
Трэвис пожимает плечами. Его руки безвольно лежат на коленях.
— Они хотят соорудить такую же систему из каната и бочки, чтобы добраться до ворот и выйти на тропу. Сбежать из деревни. — Он умолкает, приподнимается и выглядывает на улицу. — Но для этого кто-то должен быть на другой стороне. — Трэвис поворачивается ко мне: — Один из нас должен добраться до Леса, чтобы привязать канат.
— Но как? Разве это возможно? До забора слишком далеко, а на пути толпы… — Конец фразы повисает в воздухе.
Трэвис не кивает и ничего не говорит, а медленно подтаскивает к кровати стул, скребя ножками по дощатому полу, садится на него и кладет ногу на ногу. Я замечаю, что левая лодыжка у него обмотана тряпкой, которую он растерянно теребит.
— Когда? — спрашиваю я. — Когда они хотят попробовать?
Трэвис по-прежнему не смотрит мне в глаза. Его взгляд скользит по комнате и останавливается на всех предметах, но только не на мне.
— Думают дождаться зимы. Сильные холода сделают Нечестивых медлительными, а то и вовсе заморозят. Джед и Гарри пересчитали все запасы еды, их должно хватить до зимы, а воду можно собирать в бочки во время дождя.
— Еще несколько месяцев… — выдыхаю я.
— Ждать придется долго, — кивает Трэвис.
А потом снова теребит повязку на лодыжке, как будто она слишком тугая. Я накрываю его руку ладонью, и он вздрагивает от моего прикосновения.