— Я люблю тебя!
Он не отвечает. Его больше нет.
А потом кто-то оттаскивает меня в сторону.
— Нет!
Я сопротивляюсь из последних сил, но все бесполезно. Это Гарри. Он опускает меня на землю по другую сторону тропы. Я хочу вскочить и броситься к Трэвису.
— Не подходи к нему. — Он не позволяет мне даже встать.
— Пусти! С дороги! — кричу я, впиваясь пальцами в землю.
Гарри хватает меня за плечи и встряхивает:
— Ты что, не понимаешь? Трэвиса заразили! Он сейчас Возвратится!
За моей спиной стоит Джед с косой в руках. Он ждет Возврата Трэвиса и готов покончить с ним в любой момент, как только понадобится. Я протягиваю руку к блестящему лезвию. Брат пятится, думая, что я хочу его остановить.
— Мэри!
Гарри хочет оттащить меня от Джеда, но я толкаю его с такой силой, что он врезается в Кэсс и падает на землю.
— Отдай, — говорю я Джеду.
— Кто-то должен его…
— Отдай!..
— Мэри, лучше не…
Я с криком тянусь к косе, и на этот раз мне удается схватиться за черенок.
В конце концов, это я любила Трэвиса. Я виновата в том, что он заразился: он пожертвовал собой ради спасения моей жизни.
— Мэри, позволь мне…
— Отпусти, — рычу я.
Пальцы Джеда соскальзывают с черенка, и я одним движением вырываю косу у него из рук.
Больше всего на свете мне хочется закрыть глаза и сделать вид, что на самом деле ничего этого нет. Что это лишь дурной сон. Но в тот самый миг, когда я взмахиваю косой, глаза Трэвиса распахиваются.
Его невозможно зеленые глаза.
Этот взгляд горел желанием и прежде, но таким никогда.
Я вонзаю косу ему в шею и вздрагиваю, чувствуя, как лезвие перерубает позвоночник. Глаза затуманиваются, Трэвис как будто смотрит сквозь меня. Все мышцы его тела разом обмякают.
Он умер. Теперь уже навсегда.
По груди Трэвиса струится кровь, и я падаю на землю, рыдая.
Джед забирает косу и поднимает меня на руки. Я слишком ослабла и не в силах сопротивляться. Мне хочется напоследок взять Трэвиса за руку, стиснуть его ладонь, но я не могу дотянуться.
Я уже забыла его запах: едкий дым стоит в носу и горле.
Джед уносит меня прочь.
— Нет! — кричу я.
Я воплю во всю глотку. Бью Джеда по плечам. Меня душат слезы, однако заплакать в голос я не могу: не хватает воздуха. В голове, наскакивая друг на друга, искажаясь и теряя четкость, вертятся воспоминания о Трэвисе.
— Ты все правильно сделала, — говорит Джед. Как будто это может меня утешить.
— Я его любила, шепчу я. — Он был для меня всем. Как же я этого не понимала?
Раскаяние гложет меня изнутри, разъедая вены и словно подменяя собой кровь.
— Знаю, — говорит Джед.
Я вишу у него на плече и чувствую, что все его тело содрогается от рыданий. Он плачет по мне. По Бет.
Мы живем в самом жестоком из миров: он заставляет нас убивать своих любимых.
XXXIII
Целыми днями мы идем и идем, пытаясь оторваться от пожара, который бушует за нашими спинами. С утратой Трэвиса каждый из нас справляется по-разному.
Кэсс ищет утешения в Джейкобе: ее любовь просто не знает границ. Она холит его как родного сына, словно у него никогда не было другой матери, словно она первая и единственная. С остальными Кэсс не разговаривает.
Гарри неусыпно заботиться о ней. Он следит за тем, чтобы она обязательно ела (наши скудные запасы еды, которые удалось собрать во время пожара, стремительно заканчиваются), и несет Джейкоба, когда руки и ноги подводят Кэсс, не выдержав бремени происходящего.
Я иду по тропе в полном одиночестве. Ничего не замечая. Спотыкаясь о мельчайшие камешки и едва не падая на забор, прямо в руки Нечестивых. Я не гляжу по сторонам, я ничего не вижу и только гадаю, как это я умудрилась потерять в жизни все, кроме этой тропы. Кроме надежды, что у нее есть конец. И что мы его найдем.
Время от времени Джед хватает меня за руку и возвращает на середину тропы. Он понимает, откуда эта скорбь на моем лице. Почему по моим щекам до сих пор бесшумно катятся слезы — спустя три дня после смерти Трэвиса.
Его жену заразили Нечестивые. Он тоже убил любимую.
Сзади продолжает бушевать пламя, заставляя нас двигаться вперед. Все вокруг покрыто пеплом, мир стал серым и угрюмым. Воздух густой, дышать им сложно, и от этого мы шагаем все медленнее и медленнее.
Никто не осмеливается заговорить о Трэвисе, пожаре или подходящих к концу запасах, которые нам чудом удалось добыть с уже загоревшейся платформы. Никто не спрашивает, может ли пожар разрушить заборы, например расплавить металл. Быть может, где-то далеко Нечестивые уже выходят на нашу тропу.