— Ты убила его! Убила! — лицо Вороны в крови Слэера и вместо того, чтобы напугать её, Марина вдруг пугается сама. — Тупая сука! Долбаная, ебанутая сука!
— Убегай! Иначе я и тебя убью! — кричит Марина, тараща на нее глаза и потряхивая над головой своим камнем. — Я могу тебя убить, я уже убила двоих!
Ворона замечает неуверенность в её голосе, нелепость Марининых движений, и её разбирает истеричный смех.
— О, Боже! Какая ты дура! Видела бы ты себя со стороны. Мне плевать на твой камень. Плевать, — Ворона, только что пытавшаяся образумить Слэера, смотрит на Марину с презрением и злостью. — Нас больше, и они все идут сюда. Чёрт, ты и правда больная…
Она качает головой. В ночной тишине, звенящей после крика, Марина слышит треск, бесконечные шорохи и топот. Чарли возвращается молча, без окриков и язвительных реплик. Марину выхватывают из тьмы лучи фонарей. Свет бежит по подранным колготкам, слепит глаза. Марине кажется, что она чувствует его тепло, но это нечто иное — это по её телу пробегает волна страха. Ноги словно прирастают к земле. Марина чувствует себя голой в слепящем свете фонарей. Она закрывает лицо от ярких бликов.
— Это тебе лучше бежать, зайка, — говорит Ворона. Близость Семьи придаёт ей уверенности. Она ловит себя на мысли, что Слэер был прав: чувство превосходства и силы поистине прекрасно.
Марина узнаёт этот взгляд и понимает, что лес её обманул. Снова.
Чарли опускается перед Слэером на корточки и щупает пульс. Его голова перемотана тканью, оторванной от его же футболки. Судя по его уверенным жестам, Чарли чувствует себя гораздо лучше.
— Он жив, — объявляет он. — Просто в отключке.
Ворона кивает и улыбается. На её лице нет облегчения, потому что она была уверена в этом с самого начала. Или ей просто всё равно, потому что лес её уже проглотил и переварил — так думает Марина.
— Ты никого не убила, — говорит Ворона. Громко и насмешливо. — Ты рада? Камень с души, ведь правда?
Чарли смеётся. Его смех подхватывают остальные. Они светят в лицо Марины фонарями, скользят лучами по ногам, по порванному, когда-то красивому платью и хохочут.
Марина вдруг понимает, что для них всё это не всерьез. Для них это игра в прятки в тёмном страшном лесу. Пугающая, но абсолютно безопасная, потому что в кругу друзей, потому что рядом с ними Чарли. Они идут за ним, потому что он «водит», потому что он единственный способен отвечать за свои поступки и поступки других. Но она, Марина, в этом кругу лишний элемент. Она — странная и жуткая. Она не понимает шуток и правил игры, но в этом её ценность. Она здесь для того, чтобы члены Семьи ощутили свою силу и сплоченность. Чарли знает, что делает. Он даёт своим адептам то, чего они хотят. То, что им нужно, чтобы стать дружной семьей.
Мрак и Вандал подхватывают под руки Слэера. Ворона толкает Марину в спину, заставляя идти вперед. Под конвоем Марина идет по направлению к поляне, не предпринимая больше попыток к бегству. Лес давал ей шанс дважды, и дважды она его упустила. Следовало бить наверняка, со всей силы, острым краем в висок, дробя кости черепа и достигая мозга. Но она не смогла, не справилась. Что бы ни происходило, Марина остается мягкой, как хлебный мякиш. Она выбрасывает камень в кусты, потому что он больше не нужен.
— Тебе не следовало убегать, — говорит за её спиной Чарли. — Я удивился, когда ты меня ударила. Впрочем, так даже интереснее. Истинное удовлетворение приносит только то, что достигается с трудом.
Марина не отвечает. Не спрашивает о своей судьбе. Она хромает по высвеченной фонариками полосе, повинуясь грубым тычкам в спину. Позади приходит в себя Слэер. Он матерится и стонет, все подбадривают его и смеются, как добрые приятели. Пока Марина идет обратно к поляне, повторяя свой путь бегства в обратном порядке, она окончательно теряет связь с реальностью. Забывает прошлое и будущее. Она — это тот краткий миг настоящего здесь и сейчас. Она — это поток, который её волочит из мгновения в мгновение. Она — это толчок в спину и далёкая ноющая боль в колене. Марина идёт по туннелю и видит только узкую полосу желтоватого света, по которой ступает.
— Иди! — пихает ее Ворона. Марина послушно выходит на залитую лунным светом поляну и останавливается. Черное пятно напоминает ей о костре, который тут недавно горел, о криках, о братьях, сёстрах, Чарли, о бегстве в лес, но всё это кажется таким далёким, словно происходило тысячу лет назад и не с ней. Даже те, кто окружил её сейчас со всех сторон, те, кто смотрит на нее выжидая, даже сам Чарли — кажутся чем-то смутным и несущественным.
Марина чувствует, что внутри неё что-то застряло, что-то, что не дает вдохнуть полной грудью и понять, что происходит. Будто какой-то комок рыдания, истерики и страха застрял в пищеводе, как кусочек пищи. Марина оглядывается по сторонам, пытается почувствовать свое тело, боль — физическую и душевную — всё это есть, но кажется чужим. Словно она смотрит на саму себя, на других и окружающий тёмный лес сквозь тусклое стекло. Собственное тело ей чуждо, как и мысли, и чувства, и всё то, что она считала собой всего несколько минут назад. Она кажется себе призраком, занявшим чужое неудобное тело в очень непоходящий момент.
— По-моему, она двинулась, — тихо произносит Фэйт.
— Молчи, — бросает ей Чарли и делает шаг к Марине.
Он обнимает и прижимает её к себе. Он гладит её по спине, убирает всклокоченные волосы за ухо, наклоняется и тихо что-то шепчет. Марина не понимает, но слова остаются внутри нее. Она деревянная и неподатливая. На лице буйство красок: смазанная губная помада, потекшая тушь и грязь. Чарли целует её губы и скулы, гладит по плечам, по спутанным волосам, по спине. Крепко прижимает к себе и шепчет, шепчет, шепчет. Тепло его тела, его нежность проникают сквозь кожу и заполняют грудь пульсирующей жгучей болью. Марина отпихивает Чарли от себя, валится на колени и пытается вдохнуть, но изо рта рвётся вопль. Боль невыносима, слёзы смывают с лица грязь, черные струйки текут прямо в раскрытый рот. Чарли опускается перед ней на колени и тянет к ней руки, чтобы обнять, но Марина отталкивает его, колотит кулаками и кричит.
Братья и сестры Чарли смотрят. Один за другим щёлкают фонарики, и поляна погружается в темноту. Кто-то стоит, кто-то садится на траву, Слэер возится с футболкой, стягивая ее через голову, но все они смотрят на Чарли и бьющуюся в истерике Марину. Они пытаются прочитать по лицу Чарли, понять по его действиям, что им делать дальше, но ему сейчас не до них. У кого-то, возможно, просыпается жалость к рыдающей, сломленной девчонке, но раздражение и ревность сильнее. Когда Марина затихает, Фэйт спрашивает: