У Манг-Дланга третий раз за сегодняшний день проделали ту же церемонию.
Затем кортеж вновь выстроился, чтобы отнести веялки к Крэнг-Енгу, который живет в одном доме с Манг-Длангом. У Крэнга церемония была упрощена: он не «священный человек» и не должен воздвигать мачту.
Пока куанги беседовали вокруг только что освященного кувшина, в хижине, из которой они ушли, собрались рноомы и молодежь. Они подсели к кувшину, покинутому старшими, к ним примкнули музыканты, и начался шумный праздник. Громкие звуки гонгов и подвесного барабана перемежались резкими завываниями рогов. Юноши и девушки старались перепеть друг друга, то и дело раздавались взрывы смеха, все обменивались рнэмом — одним словом, воцарилось общее веселье. Ав нескольких метрах от них куанги священнодействовали или глубокомысленно обсуждали дела. Они высчитывали, сколько дней осталось до великого праздника. Крэнг-Ёнг рассмешил куангов и прочих слушателей, рассказав, как он наставлял на путь истинный молодых супругов: свою рабыню Джанг и ее седовласого мужа Лиенга Вдовца («брат» Бап Тяна). Вчера они поссорились, как юные влюбленные: молодая жена кубарем скатилась с высокой лестницы и понеслась ночью в поле, старикан-муж кинулся за ней, а там опять начались упреки, жалобы и вновь воркованье. Она вернулась и снова устремилась вверх по лестнице, седовласый супруг за ней по пятам… И все это только из-за того, что она оставила его в поле одного убирать кукурузу. А вообще-то на долю взрослых жителей Сар Ланга выпадает мало веселых минут, нет среди них ни острословов, ни весельчаков, и, не приди гость из чужого селения на праздник, он пройдет угрюмо и печально.
Остаток ночи гости провели у Крэнг-Енга. Одни спали, другие пили.
На другой день (14 сентября) с семи часов утра начался обряд «помазания кровью рнутов и ратана», сопровождавшийся раздачей риса приглашения. Происходили те же церемонии, что накануне у Крэнг-Енга.
Уже за полдень Янг Посредник, перед которым шли шесть музыкантов, бивших в гонги, принес плашки, огнива и ствол ратана к их хранителю. Сиенг-Длонг нес за Янгом Посредником веялку с плетеными коробками, в которых лежал рис приглашения. Все куанги собрались у Банг-Анга. В руках каждый держал несколько веревочек одинаковой длины. Собравшиеся спорили, когда провести праздник. «Через пять дней», — говорили одни. «Через три дня», — возражали другие. «Через четыре», — твердили третьи. Все говорили одновременно, и все-таки хранитель рнутов незаметно направлял дебаты. (В это время прислужницы при жертвоприношении, не обращая внимания на своих хозяев, собрались у чердака и пили пиво, которое им подал рноом.) Верх одержало мнение Банг-Анга. «Священный человек» завязывал на подаваемых ему веревочках четыре узла и клал их на коробки с рисом, стоявшие прямо перед ним в новой веялке. Итак, праздник состоится через четыре дня. Каждый взял свою коробку и пошел домой, чтобы заготовить веревочки и раздать их вместе с благословенным рисом гонцам, которые разнесут приглашения в другие селения. Хранитель рнутов прикрепил ствол ратана к веревке, на которой был подвешен барабан. Там он останется до конца праздника.
После ухода куангов от Банг-Анга я вернулся в Сар Лук. Как может предположить читатель, 15 и 16 сентября жители Сар Лука посвятили в основном тому, что «отвечали на рис приглашения» посланцам из Сар Ланга — иными словами, угощали их спиртным из кувшинов. Пила вся деревня, кроме семерых хозяев чердаков и их семей, не получивших приглашения. Среди них оказался Ван-Джоонг из клана Мок (муж врачевательницы из клана Ртунг). Из всех обойденных он один рвал и метал. Он настолько был уверен, что получит приглашение, что еще сегодня утром подбивал своего соседа Тро-Джоонга выставить большой кувшин из Джиринга. И вот к соседу посланцы зашли, а его, Ван-Джоонга, миновали. Кронг Кривой даже не счел нужным поздороваться с ним. «Но, — сказал мне Ван, не пытаясь скрыть свою досаду, — после праздника я пойду получить то, что мне причитается: такую лопатку, какую родители Джоонг дали Кранг-Лангу (отцу Кронга Кривого), и еще такую лопатку, какую я сам им поднес».
Днем 16 сентября я опять пошел в Сар Ланг, чтобы присутствовать на церемонии установки жертвенных шестов. В деревне не чувствовалось вчерашнего оживления: многие из посланцев еще даже не вернулись. Тем не менее я заметил кое-кого из гостей. Несколько человек из клана Тиль уже два дня жили в хижине, которую занимал Сиенг Вдовец. Он жил один, и у него не было рогатой скотины, которую он мог бы принести в жертву, поэтому чужие могли беспрепятственно заходить к нему: посторонним запрещено заходить в дом, где живет человек, который собирается принести жертву (даже если они заходят через дверь соседа).
Этот запрет помимо всего прочего имеет своей целью оградить приносящего жертву от суеты, вызываемой большим наплывом гостей.
Сегодня утром каждый рноом вырыл перпендикулярно главной двери яму и зарыл в нее щипцы, осколки котла, куски раковины киэп меем, гальку темного цвета, плоды мпат, вознося при этом моления о том, чтобы «ни само небо, ни год не наслали хворей и недугов» (т. е. чтобы не было эпидемий). Поверх ямы он воткнул палку и подпер ее колышками, сзади положил длинный кусок бананового листа.
За два часа до наступления темноты рноомы привели из леса буйволов и на специальной площадке привязали к обычным столбам.
Около шести часов вечера Банг-Анг перерезал горло петуху и курице (его сосед в это время заколол свинью). Боонг-Дланг, у которого я остановился, возвратился домой поздно и тотчас попросил жену накормить гостей, которые пришли еще днем. Среди них была Манг Обезьянья Челюсть — жена его помощника и джоока Тро-Джоонга — с семьей. Женщины сели есть на длинных нарах, а мужчины — на ритуальных, которые тянулись вдоль всего фасада между дверьми. У подножия нар стояла калебаса, из' которой после еды гости пили и сливали на руки.
Шесть рноомов шли гуськом и били в гонги, висевшие у них на левой руке. Они заходили в каждый дом и, если там был подвесной барабан, изо всех сил били в него.
Боонг-Дланг, опасаясь, что не ycпеет закончить приготовления вовремя, согласился принять помощь Тро-Джоонга из Сар Лука и поручил ему перерезать горло петуху и курице.
В восемь часов нас попросили занять места на ритуальном помосте Банг-Анга. Двое его рноомов и Кар, младшая дочь, принесли туда новую веялку, несколько сосудов, корзину клейкого риса, низенький котелок со спиртным, две вьетнамские пиалы с курятиной, чайник со спиртным и ритуальные принадлежности.
Церемонии начались с «обмена пищей». Хозяин дома поднес к моим губам не горсть риса, как обычно, а вьетнамскую пиалу с клейким рисом, на котором лежали кусочки курятины и куриная ножка. То же получили затем его рноом. «священный человек» Манг-Дланг, староста деревни, гости. Это угощение, носившее характер причастия, завершилось взаимным подношением спиртного в трубочках.
«Священный человек» Манг-Дланг встал и, с трудом протиснувшись за ритуальную перекладину, сел на корточки перед углублением для жертвенного шеста. Он положил в ямку калебасу с мякотью и зернами тыквы, а также необходимые для ритуала предметы: луковицу магического растения прохладник, раковину киеп меем, темную гальку, два осколка котелка, обточенных наподобие кругов, которые символизировали плоские гонги. Он прочел моление, испрашивая покровительства и бодрости.