Но при этой мысли душу Немилы затопила не обида, а смятение. Раз уж так жестоко поплатилась она за главное стремление в своей жизни – а Немила не сомневалась, что это именно расплата, строгое указание на то, что вознамерилась она занять не своё место в этой жизни – то значит это, что нечего даже думать о какой-то там лучшей доле.
Её доля отныне – разрывать сердце между собственным батюшкой и детьми, и выбирать детей, потому что иначе быть не может. А попутно уповать на то, что о батюшке позаботятся сёстры.
И никакого замужества боле быть не может…
«Ты можешь оставить детей Яге, а сама вернуться в отчий дом. Ты по-прежнему хороша собой, а твой отец – глава деревни. Можешь выбрать себе в мужья любого молодца, родить новеньких здоровеньких детишек. У тебя будет простая, но сытая и довольная жизнь. А ежели захочешь съездить в Лыбедь-град, то после свадьбы тебе уже никто не станет отказывать в этом желании».
Задумалась Немила, покрутила в голове эту мысль и отбросила. Какой там муж, ей теперь и возвращаться домой страшно! Как её примут, что она будет говорить о своей пропаже? Может, после столь долгого отсутствия её вообще никто никогда в жёны не возьмёт, и будет она старой девой жить, в услужении замужних сестёр до скончания своего века?
В ужас пришла Немила, когда представила себе подобное. Хуже жизни и вообразить невозможно! Нет, она вообще не должна попадаться никому на глаза кроме батюшки! И то, батюшке она лишь пару словечек скажет.
Скажет, что жива-здорова, и добавит, что вполне счастлива своею жизнью. И попросит, чтобы её больше не искали, ибо далеко она будет от отчего дома. Эх, можно было попросить любую из Ягиных птиц сделать одолжение, и ограничиться весточкой, но она, во-первых, не умеет писать так же красиво, как говорит, а во-вторых уж очень хочется родненького человечка обнять.
В самый последний момент, когда нога готовилась быть занесённой над частоколом, Немилу осенило:
– Бабушка, погоди! Будь добра, одолжи мне шапку-невидимку!
– Ещё чего, – сквозь губу пробубнила Яга. – Ты ужо с шапкой делов наворотила, а попади она в плохие руки так вообще страх что может быть. К тому же она мне самой нужна.
Выдохнула Немила разочарованно. Снова обратилась к Бабе-яге:
– Каюсь я, твои слова обо мне – правда! Но дай мне тогда хотя бы в блюдце зеркальное посмотреть! Не прошу его давать мне с собой, позволь хоть одним глазком глянуть, что в деревне творится, чтоб в беду не попасть!
– Яички закончились, – скупо процедила Яга. – Катать по блюдечку нечего. Так что придётся тебе так идти, уж не обессудь.
Развела Яга руками, а Немила пригорюнилась, голову повесила, через плечо исподлобья оглянулась на двор, на избушку, что успела стать вторым домом, на древо и на люльку, после чего отвернулась да шагнула за частокол.
Глава 23
Немила почти бегом бежала по лесу, но всё равно едва поспевала за клубочком.
Она забоялась, что если начнёт искать путь до опушки, руководствуясь одними воспоминаниями, то будет плутать по лесу все отпущенные два дня, и, похоже, была права.
Лес был всё ещё гол, лишён лиственного покрова напрочь, лишь почки успели набухнуть. Этот лес был непривычно сух, светел и почти приветлив. А оттого казался напрочь незнакомым.
До ушей долетало далёкое щебетание птиц, ноздри щекотали едва различимые запахи трав, древесной коры и зреющей грибницы.
Свет, пробивающийся сквозь переплетённые ветви, был солнечным. Он по-апрельски грел, но не парил.
Клубочек явно вёл Немилу несколько иным путём, отличающимся от того, каким она попала к Яге. Вскоре ждал её сюрприз. Выскочив на прелестную солнечную поляну, увидела она на противоположном краю оной нечто чёрное и косматое, похожее на большого енота.
Клубочек покатился через поляну прямо к лежащей тушке, и Немила ожидала, что этот енот, или дикая собака, вскочит и убежит, однако, тёмный комок не пошевелился.
Пробегая мимо, Немилушка уловила неприятный трупный запах, и каково было её удивление, когда поняла она, что то гнил, лёжа на земле, её собственный зимний полушубок. Но откуда поляна на месте болота? Неужто солнечные лучи высушили болото?
Не пришлось ей размышлять об этом сколько-нибудь долго, потому что клубочку Немилины открытия и раздумья были безразличны. Он катил себе и катил дальше, и особо с ней не считался, разве что чуть притормаживал, когда она отставала. Немиле же приходилось с клубочком считаться.
Впрочем, не так уж ей хотелось останавливаться у полуразложившегося полушубка, а загадка исчезновения болота скоро полностью перестала её волновать. Опушка была близко.