Испугалась Немила не на шутку, а бабка, вдоволь наглядевшись на что бы то ни было у неё между ног, вдруг резко дёрнулась в сторону двери и заколотила маленькими морщинистыми кулачками.
– Я кончила выполнять ваше распоряжение, выпустите!
Дверь открылась по первому зову, а старая выскочила даже не оглянувшись.
Очень долго за дверью было тихо. Немила успела одеться и обуться, проверить сосуды с живой и мёртвой водой, которые спрятала в постельном белье ещё накануне, когда поняла, что побег отменяется, убрала с глаз ночной горшок, села, сложила руки на коленях и принялась ждать приговора, смирившись с тем, что самой ей во всех странностях поведения окружающих людей не разобраться.
Долго, очень долго пришлось ей ждать, пока в дверь не раздался стук, и приятный мужской голос не поинтересовался:
– Можно войти?
Внезапно Немила поняла, что внизу, да и вообще во всей избе стало как-то подозрительно бесшумно.
Она отозвалась:
– Можно.
В светлицу вошёл не один человек, а двое, одним из которых был батюшка. Батюшка вошёл первым, и в каждой руке у него было по табурету.
Один из табуретов он поставил напротив Немилы, а со вторым отошёл к окну, да там и уселся, погрузившись в темноту.
Увидев второго человека, Немила мгновенно поняла, что перед ней стоит царевич собственной персоной, хоть и видела его до сего момента лишь на достаточно средне исполненном портрете.
Был и третий человек, который незаметно прошмыгнул вслед за царевичем и встал аккурат за его спиной, когда царевич сел на приготовленный для него табурет.
Не бог весть какое сиденье для царевича – подумала Немила и печально улыбнулась от нахлынувших воспоминаний.
– Добрый денёк, девица-красавица, я рад, что ты не теряешь присутствия духа, – заметил царевич.
Немила опомнилась, прямо с постели упала перед Василием ниц и сделала вид, что лобызает его начищенный сапог. Потом поднялась, присела обратно на постель и сложила руки на коленях, ожидая, когда к ней обратятся с разговором.
Явление царевича оставило её на удивление хладнокровной. Что касается внешних достоинств Василия, то они не вызвали в ней ничего, кроме равнодушия. Вообще с момента возвращения из тридесятого она до сих пор не вполне пришла в себя и постоянно казалось ей, что она вот-вот оторвётся от земли и воспарит в самое небо. Она была как птица, та, что запуталась в зарослях терновника, но не умерла, не искалечила крылья, а только поранила грудь. Ей было не дано выбраться из ловушки самой, каждое лишнее движение предвещало гибель, так что она могла лишь сидеть на одном месте и надеяться, что кто-нибудь придёт и выпутает её из жёстких колючих сетей. Или вырубит весь терновник да пустит гадостные колючки на растопку.
По манере, с которой Василий-царевич присел на табурет, Немила сразу вычислила в нём вояку. В его внешности было что-то одномоментно от батюшки и от Добрыни, может, даже больше от Добрыни – за исключением роста.
Росту Василий был обычного, зато плечи – шире среднего, кулаки огромные, как две наковальни, а голова – третья наковальня, обёрнутая кожаным капюшоном, из-под которого выглядывали глаза.
И цвет их был чёрен, но не такой непроницаемо-чёрный, как у лжеца Булгака, с огоньком, а похожий на зимнюю ночь с мерцающими снежинками.
Немила не удержала взгляд Василия-царевича, потупилась. Он хмыкнул.
– Ладно, Немилушка, давай-ка мы с тобой быстро побеседуем о делах насущных, пока стряпня твоей матуш… умелой сестрицы не остыла.
Оговорка Василия была понятна, ведь Злоба в свои юные годы и правда была похожа на почтенную мать семейства.
– Ты, Немила-краса, прости заранее, но я не владею искусством вести разговоры с девицами, потому как сестёр у меня никогда не было. Так что я буду говорить с тобой прямо. И ты – ты будешь отвечать мне честно, быстро, безо всяких там увёрток. Ясно?
Немила нашла глазами батюшку. Тот яростно закивал головой. Она выдохнула и сильнее сжала ткань юбки. Ей до сих пор никто не предложил переодеться, а в шерсти было жарко, но как она могла встречать особу царских кровей в исподнем, будь она пленница или кто ещё?
– Спрашивай меня, Василий-царевич, на всё отвечу, ничего не скрою, – произнесла она тоненьким, ласковым голоском, тем самым, что не раз спасал её от наказаний. Несмотря на нанесённую ей обиду, Немилушка втайне радовалась присутствию батюшки, с ним ей было спокойнее.
– Это хорошо, это я одобряю, – подумав, согласился Василий. – Ну, кончим расшаркиваться. Расскажи-ка мне, где ты пропадала с января-месяца и по день позавчерашний? Можешь сказать ты, Немилушка, мол, какое дело тебе, царевичу, до незнакомой тебе девицы деревенской, но на то я возражу тебе сразу: дело мне есть, и очень важное.