– Теперь, друг мой, при свете луны и нашего костра я расскажу тебе всё, что смогу передать словами. Было же это так…
Если я всё же целиком отношусь к детям Адама, то я не смогу сказать тебе, сколько мне может быть лет. В моей жизни, знаешь ли, есть периоды, о которых память оставила мне лишь обрывки, и, без сомнения, многое я забыла насовсем. Я хорошо помню, как была вполне счастлива маленьким ребёнком. Меня окружали люди, которых я любила и которые любили меня. Я росла не в этой земле, но земля моего детства была так же прекрасна, как эта. Начало года, золотая его середина, увядание и конец, а затем снова начало – всё было полно счастьем, но это прошло, и потом какое-то время был только мрак, поскольку я ничего дальше о себе не помню, кроме того, что я существовала. Следующее, о чём я вспоминаю отчётливо, это то, что я уже молодая девушка, имеющая некоторые знания и страстно желающая узнать больше. Тогда-то я и перестала чувствовать счастье. Я жила среди людей, которые говорили мне: пойди, и я шла, говорили мне: сделай, и я делала. Никто не любил меня, но никто и не причинял мне боли. Моё сердце было полно ожидания чего-то, чего я и сама не знала. Я всё ещё жила не в этой стране, но в стране, которую я не любила. Я помню дом – большой и пышный, но совсем не уютный. За этим временем снова следует темнота, а за ней – лишь отрывочные воспоминания, после которых наступило злое время. Я уже была почти зрелой женщиной. Меня окружало множество людей – грязных, жадных и бессердечных. Мой дух стал жёстче, а тело слабее. Те, кого я считала глупее себя, говорили мне, что делать, и я не слушала их. Те, кого я считала трусливее себя, били меня, и я жила в нужде, побоях и постоянных страданиях, но всё, что со мной происходило, было для меня словно изображением на потускневшей картине, и среди всех людей, окружавших меня, кроме недругов были и друзья. Была старуха, которая рассказывала мне красивые истории о другой жизни, где все люди возвышенны и прекрасны или, по крайней мере, смелы и отважны. Она поселила в моём сердце надежду, она учила меня, она передала мне многие знания… многие… Я стала мудрой, и если бы захотела, могла бы стать и сильной, но всё это время я была никем в той стране, в том, как мне помнится, большом и грязном городе.
Как-то раз я заснула, и мне приснился кошмар. Временами он казался красивым, а временами страшным. В нём я встретила свою хозяйку вместе с тем уродом, чью голову ты сегодня расколол, но когда я проснулась, сон перешёл в явь, и я в самом деле оказалась уже в этой земле и стала такой, какой ты меня знаешь сейчас. Началась моя жизнь здесь. Я стояла посреди того зала с колоннами, который ты видел. Я была полуодета, мои руки связали. Карла подвёл меня к даме, и я услышала его хриплый голос: «Госпожа, подойдёт ли вот эта?» А затем я услышала нежный голос госпожи: «Эта подойдёт. Ты получишь свою награду. Теперь надень на неё невольничий знак». Я помню, как карла потащил меня куда-то, и моё сердце сжалось от страха перед ним, но тогда он не причинил мне вреда, а только надел на ногу это железное кольцо.
С того времени я и жила здесь невольницей у своей госпожи. Эту жизнь я помню день за днём, и больше нет уже тёмных провалов и снов в моей памяти, хотя рассказывать тебе об этой жизни почти что нечего, но вот что надо тебе поведать: несмотря на эти сны, а может, и благодаря им, я не утратила те знания, которым обучила меня старуха, и я жаждала всё больших знаний. Возможно, эта жажда и сделает теперь нас обоих счастливыми, но в то время она принесла мне только горе. Вначале моя хозяйка казалась просто капризной. Как и любая знатная дама, она была то ласковой к своей приобретённой невольнице, то жестокой, по настроению, хотя жестокой она была не со зла, а бесцельно, но в конце концов она поняла, что и я обладаю некоторыми из знаний, благодаря которым она жила по-королевски. Конечно, узнала она об этом не сразу, а мало-помалу, случайно открывая мои умения. Прошло около двух лет моей неволи, и она начала видеть во мне свою соперницу. После потянулись ещё три утомительных года. Почему-то мне казалось, что была причина, по которой она не могла сразу убить меня или замучить до смерти, но ничто не запрещало ей сваливать на меня всевозможные горести и несчастья. Наконец, она натравила на меня своего слугу – этого карлу, чью голову ты расколол сегодня. Многое я вынесла от него такого, о чём не осмелюсь рассказать тебе, но пришло время, когда я больше не могла выносить его. Тогда я показала ему этот острый нож. (И я вонжу его в своё сердце, если ты не простишь меня!) Я сказала карле, что если он не оставит меня, то я убью – не его – но себя саму, а с этим карла не мог смириться, поскольку госпожа приказала ему, что в любом случае я должна остаться живой, а её руку останавливал страх. Была ей во мне какая-то нужда, несмотря на мои знания, из-за которых она ненавидела меня. Ненависть же эта росла и временами так бушевала в ней, что перебарывала страх, и в какое-нибудь подобное мгновение она наверняка убила бы меня, если бы я не скрывалась от неё благодаря своему искусству.