Яркое утреннее солнце пускает зайчиков по огненно-рыжей шерсти, и отдельные волоски отливают золотом, окаймляя узкую морду и изогнутую спину светящимся ореолом.
Я окончательно убеждаюсь, что она домашняя минуту спустя. Пока я сижу, рассматривая получившиеся фотографии, лиса вдруг появляется у меня прямо под рукой и отхлебывает из кружки.
- Эй! – я отмахиваюсь, на миг забывая, что передо мной не безобидная собака.
Она отскакивает, быстрая как молния. И только делает вид, что боится. Нагло разевает рот, будто смеется надо мной.
- Что тебе от меня нужно? – нахмурившись, спрашиваю я. Но глупо требовать от нее какого-либо ответа.
Кофе приходится вылить в ближайшие кусты. Лиса уже тут как тут, слизывает темные капли с травинок как заправский кофеман. Я не уверена, что ей после этого не будет плохо, но не вмешиваюсь. Какой бы домашней она ни была, у нее по-прежнему есть зубы.
На минуту я задерживаю взгляд на ее загривке. Шея у нее тонкая, и шерсти там на самом деле не так много, в любом случае я четко вижу, что никакого ошейника у нее нет. И откуда она тогда взялась?
Я достаю из кармана телефон и набираю номер Виктора. Мы не связывались со среды, но это уже почти в порядке вещей – он наверняка пропадает в лесу, изучая местную флору и фауну, а я... Просто больше не составляю ему компанию. Именно поэтому, зная, что он заинтересуется, я добавляю после типичного приветствия следующую фразу:
- Хэй, с утром. У меня теперь есть ручная лиса. Хочешь посмотреть?
Его голос звучит немного заспанным.
- Чего? Ты шутишь?..
- Нет, пришла ко мне вчера вечером и до сих пор не уходит. Совсем не боится, но я ее не трогаю.
Я смотрю в сторону кустов и понимаю, что она исчезла... Но нет, тут же черный нос высовывается из колких листьев тиса.
- Эй, ты там... Не шныряй около соседского забора... - неуверенно бросаю я, и, словно прочитав мои мысли, Роки, соседский питбуль, вдруг разражается захлебывающимся бешеным лаем. Забор трясется под его натиском и, хотя я знаю, что деревянные доски выдержат, сердце все равно уходит в пятки. Меня может быть он и не сожрет, но за лисой однозначно погонится, и кто знает, кто из них окажется быстрее.
- Ты ее точно с Роки не перепутала? – хмыкает Виктор, но по его голосу я понимаю, что он, тем не менее, заинтересован, даже приятно взволнован, хоть и пытается это замаскировать.
Лиса вылетает из кустов с невнятным ворчаньем – я и не знала, что они могут издавать столько разных звуков – и я понимаю, что она совсем не боится. Скорее раздражена и уж точно не удивлена. Такое чувство... что она знает этот двор лучше, чем я.
Спрашивается, как она вообще сюда попала? Если найти и заделать лаз, проблема решится сама собой.
- Я уже иду, попридержи ее до моего прихода, - теперь его голос звучит серьезно, уверенно, и я прямо вижу, как он завязывает на ходу ботинки, спотыкаясь в холле.
- ОК, - говорю я, и он кладет трубку.
Лиса вновь вскакивает на кресло-качалку, устроившись поудобнее, прямо как кошка, и это невольно напоминает мне о сегодняшней фотографии. Я наливаю новую кружку кофе и снова включаю камеру.
Последний снимок получился идеальным. Настолько, что вполне мог бы стать частью коллажа, висящего у меня над кроватью. Если бы я только все еще была заинтересована в том, чтобы пополнять свою коллекцию. Сейчас все это кажется абсолютно бессмысленным. А ведь когда-то я мечтала о том, что обклею всю стену своими снимками, и тогда хотя бы с одной стороны исчезнет уродливый принт с цветами – у мамы никогда не было вкуса в таких вещах.
Да, абсолютно бессмысленно. Однако я почему-то не выключаю камеру и отматываю на пару фотографий назад, затем еще, и еще. С каждой новой датой снимков становится чуть больше, но все равно не так много, как раньше, - бывало я могла сделать с несколько десятков за день, а я совсем не из тех, кто щелкает бездумно. Наоборот, я бы сказала, что даже слишком придирчива, когда выбираю объект для съемки.
За прошлую неделю я сделала всего четыре фото. И как только я осознаю это, совершенно неожиданно, то ощущаю внутри бездонную пустоту. Я внимательно рассматриваю их, и все они какие-то блеклые, мертвые... вот именно, лишенные смысла.
Отпечаток от лапы неведомого зверя на лесной тропинке. Слишком размазанный после дождя, чтобы быть похожим на что-то кроме комьев грязи, вдавленных в землю. И как только я догадалась о том, что это чей-то след? Вполне возможно, что это действительно всего лишь комья грязи.
Трикл-Брук – ручеек с грязной талой водой, в котором мы с Виктором лазили с самого детства, по весне, как только сходил лед. На этом снимке он высохший и безжизненный, и, пожалуй, только нам двоим и известно, что в этой заросшей папоротником канавке, будто бы случайно попавшей в объектив, раньше бежала вода.