Я немного медлю, но потом все-таки говорю:
- Хочешь, забирай. Я все равно не знаю, что с ним делать. Ты живешь так же близко к лесу, так что уверена, ему у тебя будет так же комфортно, раз он все равно не уходит. К тому же... от Роки далеко.
Я прислушиваюсь к собственным словам, пытаясь понять – чувствую ли что-то, предлагая Виктору это чудо. Но нет, мне по-прежнему все равно. И это странно и одновременно пугающе.
Виктор слегка хмурится и заглядывает мне в глаза.
- Правда?
Собака – друг человека. Не лис. Он не заменит мне семью.
- Да, - говорю я уже более уверенно. И повторяю:
- Я все равно не знаю, что с ним делать.
Виктор настолько воодушевлен, что вскоре убегает домой за ошейником и поводком, оставшимся от его фоксхаунда Джека, пропавшего, когда нам было лет десять. Виктор намерен забрать лиса прямо сегодня – у него на заднем дворе достаточно места и, как он говорит, без труда можно соорудить спальное место из подручных материалов. Хотя не думаю, что этому рыжему парню можно указывать, где спать.
Я нисколько не удивлена. Виктор с самого детства питал восторг к животным – от крохотных муравьев до кровожадных гризли – и периодически развлекал меня интересными фактами из их жизни. Именно поэтому мы так много времени проводили в лесу в поисках диких зверей – не то что бы нам часто попадалось на глаза что-то посерьезней и крупнее, чем белка или куница. И именно так я и полюбила этот самый лес, которым нас пугали с малых лет, именно так постепенно научилась не бояться его...
Виктор с самого начала говорил, что ночные охотники – лишь выдумки. И неудивительно, а какое еще мнение должно было быть у сына ученого? Пускай, ему и было всего пять лет на момент, когда мы познакомились.
Стоит Виктору выудить из кармана поводок, как шерсть на загривке у лиса внезапно становится дыбом, и он пятится назад. Виктор делает сомнительный шаг вперед, и я вдруг вижу блеск белых клыков, необычайно острых.
Я тут же вскакиваю на ноги – он ведь всего в метре от меня – и слетаю с крыльца. Но лис даже не смотрит в мою сторону.
Судя по расширенным глазам Виктора, он тоже прекрасно это видел. И тем не менее хлопает меня по плечу с улыбкой, немного нервной.
- Эмбер, ты чего... Это же не бешеная собака.
- Виктор, это дикое животное! И ты еще хотел забрать его с собой! – вспыхиваю я. – А если бы он тебя всего искусал!
Виктор закатывает глаза, чем несказанно меня раздражает.
- От такого не умирают, и нет, он не бешеный.
Я закатываю глаза, даже не замечая, что невольно повторяю вслед за ним.
- Ладно... Что дальше?
Я перевожу взгляд на лиса. Он все еще стоит, более напряженный, чем обычно, и мне даже кажется, что я слышу тихое рычание... Но нет, это всего лишь мое воображение.
Виктор рассеянно чешет затылок.
- Похоже, он здесь не просто так...
- Не смешно! – я пихаю его локтем, не в силах унять раздражение.
Виктор снова пожимает плечами – один из столь типичных для него жестов.
- А по мне выглядит как прекрасный подарок на день рождения, - расплывается он в невинной улыбке, и невольно это действует на меня успокаивающе, даже заразительно.
- Тебе так просто не отвертеться, - усмехаюсь я и шутливо хлопаю его по плечу, и в это же время что-то екает в груди...
Мы стоим так близко друг к другу, и именно в этот момент я вдруг вспоминаю, что так давно не чувствовала чужого тепла. Прикосновения, объятия, даже дружеские потасовки – все это исчезло вместе с Кайлом. Больше никто не сидел рядом со мной на крыльце, позволяя положить голову на плечо, и не выслушивал весь этот пугающий, бесконечный поток слов, когда они вырывались наружу. Никто не хватал меня и не подкидывал в воздух, прямо как маленькую девочку, когда я злилась. Никто не заходил в комнату и не смотрел подолгу на мою кровать в уверенности, что я сплю. Мне не хватало всего, что напоминало о нем, даже тяжелого запаха его сигарет, которые он курил, когда срывался...
Я сама не замечаю, как вцепляюсь в Виктора и прижимаюсь к нему, крепко-крепко. Я громко, судорожно выдыхаю и чувствую, как сильно у меня трясутся плечи. Закрываю глаза и впервые показываю ему, что рассыпаюсь изнутри...
И тут же Виктор обнимает меня в ответ, успокаивающе гладит по спине и говорит:
- Все хорошо...
Словно очень давно хотел сделать это.
И мне мгновенно делается в разы хуже. Я резко отстраняюсь и отворачиваюсь, поспешно стирая слезы. Сзади меня Виктор переминается с ноги на ногу, убирает руки в карманы. Это неловкий момент, ведь за все годы дружбы ему никогда не приходилось успокаивать меня. Я не была оптимистом, нет - мама называла это упорством, Кайл же говорил, что я даже не подозреваю, насколько сильная. Особенно для девчонки.