Где-то он сейчас? Вроде бы, на каком-то толковище, затеянном предводителями самых влиятельных группировок Московского Леса. Ну, им виднее, конечно…
— Ладно, не рассказывает — пусть его. Мы и сами заглянуть туда можем. Сколько меня лешаки у себя продержат — неделю, две? Вот на обратном пути и посмотрим, что это за невидаль…
— Это ты брось! — немедленно встревожилась Ева. — Тоже мне удумал — в мёртвые кварталы лезть! Не надо тебе туда. И никому не надо. И даже смотреть туда не надо!
Виктор с удивлением посмотрел на супругу, обычно спокойную и ироничную.
— Да я же шучу… — попытался он сгладить свою промашку. — Подумаешь, сказал…
— Вот и думай, когда говоришь! — Ева никак не могла успокоиться. — И вообще, хватит болтать, идти пора. Гоша, небось, услышал, как мы подъехали, ждёт. Давай, поворачивайся, помогу рюкзак надеть…
2054 год, осень
Измайлово,
Запретный Лес
— А по эту сторону от МЦК, в сам парк — что, тоже никто не ходит?
Виктор зябко повёл плечами — неуютно здесь было, нехорошо. Глухая, напитанная зеленью и влагой тишина, какая-то неживая, мертвенная — хотя и по-другому. Не так, как на мёртвой пустоши Соколиной Горы.
— Никто. — отозвалась Ева. — А как сюда ходить? Если углубиться в Запретный Лес то шагов через двести-триста он становится не то, чтобы непроходимым, не пускает дальше и точка! Эта тропка — исключение: позвали нас сюда, пригласили. Да и зашли-то мы всего ничего, Круглый Пруд у самой границы. Там нас ждать и будут — на дальнем берегу, где раньше была лодочная станция.
Виктор огляделся. И правда, подлесок был непривычно густ для такого леса — сплошь состоящего из кряжистых дубов, клёнов и грабов. И дышалось здесь непривычно тяжело. Он сделал вдох полной грудью и тут же пожалел об этом. Вроде, и нормально пошло, и лёгкие полны… ан нет, не полны! Пусто в них, и только под черепом ночной бабочкой «мёртвая голова» шуршит, бьётся мысль — «назад, идиот, возвращайся, пока не подох!..»
Одно слово — Запретный Лес.
В просвете между деревьями мелькнула стоячая, затянутая сплошной ряской вода. Дальше тропка вела по берегу. Впрочем, тропка — одно слово, подошва мягко вязла в толстом слое прелой листвы, неутоптанном, нехоженом. Этому Виктор не уставал удивляться — деревья, считай, вечнозелёные, если не брать, конечно, золотые ясени Воробьёвых гор, а листва всё равно обновляется. Фокус в том, что листопад здесь не сезонный, а такой… вялотекущий.
Ещё одна удивительная особенность Леса.
Глаз зацепился за скрытую под пластами мха почерневшую кирпичную кладку. Руины небольшого здания, прямо возле воды. Может, это и есть та самая лодочная станция, где и должно состояться рандеву?
— Сюда даже почтовые белки предпочитают не заглядывать. — продолжала тем временем объяснять Ева. — Яська как-то рассказывала: они пытались пройти вглубь поверху, но тоже не выдержали, повернули. Многие верят, что, в самой глубине Измайловского парка, обитает та самая сила, что властвует над Лесом — над растениями, животными, даже погодой. Бич тоже как-то попытался пробраться вглубь. Пошарил в Измайловском Кремле, потом поднялся по Серебрянке примерно на километр. И повернул — нет, говорит, дальше не хочу. Нечего там людям делать, не наше это…
— Но лешаки-то здесь обитают? — спросил Виктор. — И, похоже, вполне комфортно здесь себя чувствуют, раз уж нас пригласили?
— Лешаки — дело другое. У них на дальней окраине Измайлова, в Терлецком урочище что-то вроде святилища, о нём ещё три века назад слухи ходили, что там-де родина всех леших. Присловье даже было тогда в ходу: «Леший Перовский зовёт Куликовского в гости, на родные кости». То есть, перовские, терлецкие то есть, лешие померли и в землю легли раньше прочих своих сородичей. Да про леших здешний ещё Яков Брюс был в курсе — тот, чернокнижник, который при царе Петре Сухареву башню, построил. Он хотел Терлецкое урочище занять и леших под себя подгрести — однако обломился, ни с чем ушёл. Не хотят лешаками никому подчиняться, будь он хоть трижды колдун…. Потом и ученик Брюса, граф Терлецкий, перерыл всё урочище в поисках секрет эликсира бессмертия — и, вроде как что-то отыскал. Но, видать, находка та ему боком вышла, потому как граф с тех С тех пор и появляется там со своей чёрной собакой. Вот и лешаки его там видели, рассказывали…
Метрах в пяти от берега вода вспучилась пузырями, заклокотала. Виктор едва не споткнулся — повернулся на каблуках, нашарил рукоятку «терминаторского» обреза и ловко — зря, что ли, столько практиковался в Норе? — клацнул скобой Генри. Но неведомое чудище не спешило всплывать под сноп картечи — ворочалось себе в глубине, пуская пузыри, остро воняющие сероводородом.