Выбрать главу

Ева тоже среагировала на неведомую опасность — припала к земле, вскинув к плечу пятизарядный охотничий карабин, своё излюбленное оружие. Ладонь на шейке приклада, палец чуть подрагивает, готовый, чуть что, лечь на спуск. Сейчас её было не узнать: черты лица сразу высохли, заострились, словно лезвие боевого ножа, в глазах — недобрый, опасный огонёк.

— В кого пулять-то собрались, егеря? — раздался из-за спины ворчливый голос. — В пруду нашем ни кикимор нет, ни разных-прочих окаянных тварей. А что болотный газ иногда попузырится — так чего ж вы хотели? Сколько уж не чистили, заросло всё, заилилось. Скоро вместо пруда будет сплошная болотина.

Виктор снова обернулся и снова чуть не упал — на этот раз от удивления. Из-за ствола средних размеров клёна (пять метров — разве ж это размер по меркам этого дремучего уголка Леса?) высовывалась невообразимая физиономия.

Врубелевский Пан — вот что пришло ему в голову в первую очередь. Только без старческих кудряшек вокруг лысины — их, как и куцую бородёнку, заменяют клочья зеленовато-бурого мха. Кожа тёмная, корявая, изрезанная трещинами, словно кора столетнего дуба, кое-где в белёсых пятнах лишайников. Но это не производило отталкивающего впечатления, какое производит, например, запущенная кожная болезнь. Удивительное создание гармонично вписывалось в окружающее: казалось, ожил обычный пенёк — ожило, отряхнулся, повязал на чресла драную тряпку — и отправился прогуляться по тропинке запретного Леса, пока не встретило незваных гостей. или званых? Ведь их сюда, как-никак, пригласили…

Физиономия ухмыльнулась — дружелюбно, с хитринкой. Ярко-изумрудные глаза, запавшие в глубоких трещинах «коры», играют золотыми искорками.

— Гоша! — с Евы мигом слетела предбоевая «заострённость». — Как здорово! Вот уж не думала, что это ты!

Да это же лешак, ошарашенно подумал Виктор. Ну да, точно, именно так ему их и описывали. Сам-то он толком не видел представителей этого странного племени — если не считать Лешачонка, встреченного ещё в Грачёвке. Но тогда Виктору было не до разглядываний даже самых экзотических обитателей Леса: смертная хватка друидского яда только-только разжала свои когти, и он не то, что соображать — шевелиться толком не мог, валялся в отключке.

Ева тем временем повисла у Гоши на шее — для этого ей пришлось подпрыгнуть, поскольку тот оказался на полметра выше даже Виктора. Лешак в ответ скрипел что-то приветственное и поглаживал женщину по спине корявыми, словно корешки, пальцами.

— Долго же вы… — пробурчал он. Я уж с самого утра жду, притомился. Идтить пора, только сначала вот что…

Он осторожно стряхнул себя Еву, обернулся к клёну и трижды постучал по стволу ладонью. И дерево ответило: с протяжным скрежетом, словно распахивалась разбухшая за зиму оконная рама, в стволе на уровне лица Виктора возникла глубокая узкая щель.

— Давайте-ка сюда все железяки ваши. Ружья, ножи, патроны — всё.

— Что же нам, через Измайлово безоружными идти? — спросила Ева. Для порядка спросила, отметил Виктор, явно и в мыслях не имея спорить с «проводником».

— Всё, до последнего патрончика, здесь придётся оставить. — серьёзно ответил Гоша. — Иначе тропа не пропустит, кружить начнёт. А то и чего похуже сотворится — там, в самой чащобе.

Женщина сняла с плеча карабин и неохотно протянула лешаку.

— Сотворится, говоришь? И всё-то у вас, лешаков, не в простоте, всё с выдумкой, с подвывертом!

Гоша принял оружие осторожно, даже брезгливо, тремя пальцами — и бросил в щель. Края её дёрнулись, и Виктору на миг послышалось сытое чавканье.

— Назад-то хоть отдадите?

— А как же? — вслед за карабином в щель отправился обрез Виктора, за ним оба патронташа, извлечённые из ножен охотничьи ножи, мачете Виктора и маленький топорик, висевший на рюкзаке Евы. — Да не опасайтесь, никто ваше добро не тронет. И вас не тронет, если с тропы не сойдёте, конечно. А на лешаков бочку кутить не надо — не мы так захотели, Лес так решил, а ему виднее.

* * *

2054 год, осень

Северный Речной Вокзал

Смотреть на прибытие «партизан» высыпала половина обитателей Речвокзала. Ну, может не половина, поправил себя Егор, даже не треть — но уж человек сто на пирсе точно было. Не каждый день к дебаркадеру, в который превратился теплоход, некогда носивший гордое имя «Президент», о чём и сейчас напоминали облупившиеся буквы «П», «ЕЗ», «Д» и «НТ» на проржавевшем борту, причаливает такой караван. Три лодки: две самые обычные дюралевые моторки, из которых подвесник имелся только на одной; третья же — угловатая, плоская, настоящая мини-баржа, склёпанная из уголка и металлического листа. С неё-то увешанные оружием парни и стаскивали на палубу дебаркадера чудную штуковину — здоровенную, метра два в диаметре, полусферу, словно набранную из рельефных костяных пластинок. Весила она немало, если судить по матерным прибауткам, щедро отпускаемым грузчиками.