Наконец, он взял Шерри за руку.
Первым делом Джонни заглянул ей за спину, и убедился, что никто их не преследует.
— Ты в порядке?
Она ответила всхлипом.
Продолжая удерживать девушку за руку, он потянул ее к растоптанным останкам чучел.
— Закрой глаза, — велел Роббинс.
Взглянув назад, он еще раз убедился, что они в безопасности, и потащил Шерри за собой, велев ей держаться за свой пояс. Достигнув первого вертикально стоявшего креста, он просто пнул его ногой, убрав с дороги. Голова отлетела в сторону, но Роббинс даже не посмотрел туда. Перед ним стоял следующий шест. Проклиная все, он снял с плеча ружье, и принялся расталкивать преграды прикладом, быстро продвигаясь вперед.
— Нила, не открывай глаза. Мы уже идем к тебе.
Роббинс сшибал кресты, те валились на другие, головы разлетались в стороны.
Приблизившись к Ниле, он выдернул из земли три шеста, и выбросив их, двинулся дальше. — Хватайся за Шерри. Держись, и не открывай глаза.
— Джонни, что?..
— Я проведу вас к хижине.
Сделав шаг вперед, он пнул ногой ветхую палку, та, отлетев в сторону, сшибла еще одну, вторая повалила третью, и так далее. Пока они падали, Роббинс снова ударил ногой, сбивая еще больше крестов, а затем взмахнул ружьем.
Крепкий приклад разнес в щепки несколько палок, и даже зацепил одну голову, заставив ее взмыть в воздух. Роббинс взмахнул чуть ниже, и кресты посыпались один за другим. Вскоре перед ним совсем не осталось шестов, однако дверь была еще далеко.
Обведя взглядом открывшийся перед ним путь, Джонни отметил, что лишь несколько полуразрушенных крестов преграждают дорогу.
— Отлично, — сказал он сам себе.
Девушки решили взглянуть. Открыв глаза, Шерри прикрыла ладонью рот, а Нила тут же отвернулась.
Роббинс двинулся к двери. Вместо ручки болтался кусок кожи, и потянув за него, Джонни услышал противный резкий скрип — приподнялся засов. Он толкнул дверь перед собой, и та распахнулась.
— Эй? — бросил он в темноту.
Ответа не последовало.
Шагнув через дверной проем, Роббинс почувствовал, как в нос ударил запах чего-то протухшего. Чего-то теплого и влажного. Он пристально вглядывался в темноту, но ничего не мог различить.
Пошарив в кармане, он достал коробку спичек, вынул одну, и чиркнув серной головкой об боковину, заставил ее вспыхнуть. Отвернувшись от внезапно возникшего яркого света, Роббинс сначала зажмурился, а потом осмотрелся вокруг. Убедившись, что внутри никого нет, он встряхнул спичкой, потушив ее, и вышел наружу.
— Все в порядке. Можно заходить.
Нила и Шерри вошли внутрь, Роббинс следом закрыл дверь, ограничив доступ лунному свету. Деревянный засов стал на свое место.
— Ну, вот мы и на пришли, — сказал он.
Роббинс зажег еще одну спичку, и в неясном дрожащем свете принялся искать лампу. На глаза ему попалась свеча, установленная в держателе, выступающем из стены. Такая же была с каждой стороны, на всех четырех стенах. Роббинс зажег все, и свет разбросал по комнате тени.
— Должно быть, это кровать, — пробормотала Шерри, глядя на подстилку из шкур. Присев, она потерла руки, затем откинулась назад и вздохнула.
Нила стояла посреди комнаты. Затем она медленно перевела взгляд на Роббинса.
— Думаю, нам лучше уходить отсюда, — сказала она.
— Надо передохнуть, — возразил Роббинс.
Шерри подняла голову. — Я никуда отсюда не пойду.
— Это место… — сказала Нила. — Кто бы ни жил здесь, это он насадил на шесты эти головы.
— Не хочу это слышать, — скривилась Шерри.
— Что если он вернется?
Глава пятнадцатая
Засевший высоко на дереве Лэндер слушал переговаривающиеся голоса. Они исходили откуда-то неподалеку, вероятно, со стороны реки. Значение слов было не понять, хотя некоторые из них звучали взволнованно, некоторые злобно. Замечание сделанное женщиной вызвало всеобщий смех.
Кто-то заговорил командным тоном. Последовало недолгое обсуждение, а потом все замолчали.
Вскоре слух Лэндера уловил шуршание листвы, вызванное бредущими по лесу людьми. Они были справа и слева, далеко и близко, широко рассредоточивая свои силы.
Они ищут меня.
Дерьмо. Вот же дерьмо!
Он обхватил руками и ногами толстый ствол дерева, и хотел было спуститься вниз, но внезапно почувствовал, как внутри все похолодело, а желудок сжался от страха.