И что за росток такой?
Не похож вроде бы на что-то дорогое, экзотическое или особо ценное.
Пока Санька размышляла, Альбинка уже придумала, что надо сделать:
— Мам, росточек хорошо бы в горшок посадить. И давай его с собой заберем? На террасе поставим или в домике на окно.
— Давай, — согласилась Санька.
Здравая идея, а главное, своевременная. В оранжерее должна найтись какая-нибудь емкость…
Вернувшись под купол, они обнаружили несколько лежащих на полу горшков. Часть из них разбилась, и растения, выпавшие наружу, теперь валялись сиротливо среди глиняных черепков и рассыпанной почвы.
— Бедные! — воскликнула Альбинка, подхватывая поникший саженец клена и переломленную пополам березку. — Надо их спасать.
— Давай поищем, куда можно посадить эти растения, — предложила Санька.
— Давай, мам. А мы успеем? Деревца не умрут?
— Не должны. Тем более тут есть специальная волшебная вода. Мы им поможем, — убедила дочку Санька.
Пустые горшки нашлись под массивным столом из каменных плит. Санька отобрала те, что попросторнее. Позади стола обнаружилось несколько больших деревянных емкостей, внутри которых — Санька поняла это лишь мельком глянув, — оказались посадочная земля, перегной и компост.
Еще в одной емкости поменьше — кропотливо отобранные мелкие камешки для дренажа.
Работу по пересадке они с Альбинкой закончили довольно быстро. Вскоре березка, клен, рябинка и два дубка обрели новые «квартиры». Для юных соснят и елочки Санька нашла за куполом немного хвои. Хвойные любят, чтобы почва была покислее…
Саженец из тайника Санька посадила красивый горшок с синими узорами на белом фоне.
— Ну вот наши лешачьи будни и начались, — сказала Санька, стряхивая с рук остатки земли и прилипшие хвоинки.
— Есть хочется, — вспомнила вдруг Альбинка. — Что мы на ужин, мам, будем готовить?
— Сейчас поищем что.
Санька вернулась к грядкам. Стараясь не приближаться к мандрагорам, завернула туда, где зрели молодые кабачки, сняла парочку. Сейчас они мягкие и чистятся легко. Хотя не обязательно и чистить, можно просто нарезать кольцами, обжарить в муке…
От одной мысли о жареных кабачках в золотистой панировке у Саньки заныл желудок. Она прижала добычу к себе и позвала Альбинку.
— Идем ужинать.
— А деревца? — поинтересовалась дочка.
— То, что нашли в тайнике, заберем с собой на всякий случай, а остальные оставим тут. Да не переживай ты. Это же оранжерея, она специально для того и придумана, чтобы в ней растения в комфорте жили.
Возвратились они тем же путем, что и пришли.
Альбинка предложила дойти вдоль протоки до озерца перед домом, но потом вспомнила, что лодочка-то не со стороны оранжереи привязана, так что не доплывешь…
Пока Санька готовила еду, Альбинка выполняла важное задание: кормила кур. Для этого ей было выдана миска с зерном из амбара. Куры радостно кудахтали, толкались, отпихивали друг друга. Пестрый певчий дрозд попытался вклиниться между ними, но его чуть не затоптали. Пришлось ему вернуться на ближайшее дерево и разразиться в сторону кур ворчливой трелью.
Ужиналось им в тот день необычайно аппетитно. Свежий лесной воздух придавал приему пищи особый задор. Санька думала оставить половину нажаренных кабачков на завтрак, но им обеим елось за обе щеки, поэтому вскоре запасать стало нечего.
— Вкуснотища, мам, — нахваливала еду Альбинка. — Эх, майонеза бы…
— Точно, — подхватила Санька. — Или соуса сливочно-чесночного, — и поругала себя мысленно за то, что не удосужилась поискать в оранжерее чеснок.
Вдруг он там был?
Хотя ужин и так вполне хорош. Даже в сон от него потянуло. Не зря говорят, что на природе спится в охотку.
Над лесом растекался по небу лилово-желтый вечер. Солнце клонилось к закату. К нему из печной трубы поднимался уютный дымок.
А ровно в десять вечера, как и было обещано в Листвянином журнале, к ним пришла Бурка.
Глава 5. Все свои
Альбинка ее первой заметила, прибежала за Санькой в кухню, стала показывать.
— Мам, вон там! Туда смотри… Да нет! Не туда, а туда… Видишь?
Санька сразу не увидела, хотя, казалось бы, как можно не разглядеть с первого раза ту, что ростом под два метра и весом под полтонны? Но Бурку, видимо, не просто так назвали Буркой, а потому что правда бурая — коричнево-серая с проседью и прожелтью.