Он не мог удержаться, чтобы не пощупать собственную голову. Детские роднички всегда вызывали у него странное беспокойство. У самого Ларкина детей не было. Очевидно, поэтому он никак не мог привыкнуть к столь необыкновенному явлению – в отличие от матерей, которых ничуть не удивляли затянутые кожей дырки в голове их малышей.
– Кстати говоря, это существо в утробном состоянии развивалось совершенно не так, как обычно растет и развивается обычный человеческий зародыш, – продолжал Митчелл. – Анализ околоплодной жидкости показал, что при рождении он представлял собой маленькое, но полностью развитое существо мужского пола. Вполне возможно, что благодаря своей столь поразительной эластичности он, едва покинув утробу матери, встал на ноги и начал самостоятельно передвигаться, как делают это сразу после рождения жеребята или детеныши жирафа.
– Значит, полная мутация, – предположил Ларкин.
– Нет, выбрось ты это из головы. Никакая это не мутация. А продукт независимого и очень сложного эволюционного процесса. Конечный результат различных мутаций и выборок, продолжавшихся несколько миллионов лет. Если матерью этого создания является не Роуан Мэйфейр – а анализы имевшихся в моем распоряжении образцов заставляют склоняться к мысли, что родила его все-таки она, – то я бы позволил себе предположить, что мы имеем дело с неким существом, которое эволюционировало в полной изоляции на каком-то неведомом нам континенте. По развитию оно далеко превосходит homo erectus или homo sapiens. И в отличие от человека обладает полным набором генетически унаследованных признаков других видов.
– Других видов?
– Именно так. Это существо поднималось по своей собственной эволюционной лестнице. Оно не чужеродно нам, ибо развивалось из той же первичной субстанции. Но состав его ДНК более сложный. Если раскрутить ее двойную спираль, то полученная длина окажется в два раза больше человеческой. Если судить по чисто внешним, лежащим на поверхности факторам, субъект исследования поднимался по эволюционной лестнице, сохраняя все признаки схожести с существами более низких форм. Признаки, которые человек давно утратил. Я только начал их расшифровывать. Вот в чем проблема.
– Ты не мог бы работать побыстрее? Может, удастся выяснить кое-что еще.
– Ларкин, дело здесь не в скорости. Мы только что приблизились к пониманию генома человека, к постижению того, какой ген является настоящим, а какой служит лишь балластом. Как мы можем расшифровать геном этого существа? У него, между прочим, девяносто две хромосомы, то есть в два раза больше, чем у нормального человека. Очевидно также, что вещество клеточных мембран этого существа значительно отличается от человеческого, но, чем именно, я не могу сказать. Потому что нам еще далеко не все известно о собственных клеточных мембранах. Мои знания об этом существе ограничиваются рамками знаний о нас самих. Я могу лишь с достоверностью заявить, что оно не такое, как мы.
– Я никак не могу понять, почему это существо не может быть мутантом.
– Видишь ли, Ларкин. В своем нынешнем состоянии оно находится от нас слишком далеко. Таких различий невозможно достичь посредством мутации. У него очень сложная и высокая организация. И это не может быть случайностью. Кроме того, он, если можно так выразиться, необыкновенно красив. Давай будем рассуждать в процентах сходства хромосом. Человек и шимпанзе схожи на девяносто семь процентов. У этого же существа процент схожести с человеком едва ли дотягивает до сорока. Я уже провел иммунологическое тестирование его крови, которое подтвердило эту цифру. Из этого следует, что данное существо отошло от человеческого пути развития три миллиона лет назад. Разумеется, если оно вообще когда-либо принадлежало к одной из ветвей человеческого рода, в чем я тоже совсем не уверен. Скорее всего, у него свое собственное древо.
– Но как тогда Роуан смогла стать его матерью? Я хочу сказать, нельзя же просто…
– Ответ на удивление прост. У Роуан тоже девяносто две хромосомы. Одинаковое количество эконов и интронов. Это подтвердили присланные ею образцы крови, околоплодной жидкости и тканей. Уверен, что она сама уже это определила.
– А как же Роуан проходила обследования? Неужели никто никогда не замечал, что у этой женщины в два раза больше хромосом, чем положено?
– Я заглянул в файлы университета, в котором она проходила обследование. И проверил результаты анализов ее крови. У нее действительно девяносто две хромосомы. Однако нет никаких оснований полагать, что в состоянии покоя ее организма дополнительное количество хромосом было бы задействовано. На это никто никогда не обращал внимания, потому что никто даже не заглядывал в распечатку генетической программы Роуан. Да и зачем, собственно говоря, было это делать? Ведь Роуан никогда не жаловалась на здоровье.