Его ненасытные губы были горячими и жесткими.
Утром Катя долго боялась открыть глаза. Когда наконец это пришлось сделать, она увидела, что Николай, приподнявшись на локте, смотрит на нее. Поежившись, девушка натянула повыше плед. Она знала наперед, что произойдет дальше. Николай станет извиняться и сожалеть, скажет, какую страшную ошибку они совершили, сошлется на алкоголь, быстро оденется и выйдет в кухню, чтобы не видеть, как одевается она.
— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.
Ее глаза широко распахнулись от изумления.
— Что?
— Я хочу, чтобы ты жила в моем доме. И сам поговорю с твоим отцом.
— Цыпа-цыпа-цыпа!
Сева, осторожно переставлял ноги в густой траве, как цапля на болоте, и согнувшись в три погибели искал малыша белошейки.
— Цыпа-цыпа!
— Не всех зверей еще распугал? — ехидно поинтересовался голос Гвиеры в наушнике.
— Может, поможешь, вместо того чтобы издеваться?
— Непременно, как только ты признаешь свою неправоту и извинишься за вчерашнее.
Себастьян отмахнулся и в очередной раз полез в кусты.
— Цыпа-цыпа, маленький! Иди к папочке!
Гвиера тонко засмеялась:
— Дурачок. Иди к убитой самке, замри и жди. Детеныш вернется к ней.
Сева охнул, выпрямился и вытер пот со лба.
— Черт, я должен был сам догадаться!
Женщина промолчала.
— Ладно, я был неправ. Просто я чуть не упал, когда узнал…
— Генная инженерия и модернизация повсеместно используется у меня на родине, и в этом нет ничего дурного. Вы тоже могли бы сделать свои тела идеальными, а век более долгим. Сколько в среднем живут земляне? Сто двадцать-сто тридцать? А могли бы в два раза дольше, если бы не ваша детская приверженность древней религии, которая всего боится.
— Это противоестественно.
— Что именно?
— Иметь задницу и сиськи двадцатилетней, когда по возрасту ты старше моей бабушки!
— Севушка, не груби. А то снова обижусь.
Просидев примерно полчаса, Себастьян увидел детеныша белошейки. Нелепый, на четырех тоненьких лапках, размером не крупнее болонки, он осторожно пробирался сквозь траву к телу матери. Видимо, малышу еще не исполнилось и месяца, потому что все его туловище еще покрывал мягкий серый пушок. Молодой человек медленно вытащил из одного из многочисленных карманов тончайшую сеть и приготовился к броску, как вдруг маленький белошейка повернул к нему свою маленькую головку, издал странное верещание и рванулся…прямо к Севе. Тыкаясь крошечной мордочкой ему в штанину и удовлетворенно застрекотал.
— Чой-то он? — растерянно проговорил Себастьян.
— Какая прелесть… — пропела в наушнике Гвиера, — видишь ли, белошейки усыновляют чужих детенышей, брошенных без попечения. Он принял тебя за новую маму!
Крошка заливался стрекотанием и щурил свои глупые желтые глаза от удовольствия.
— Отлично, блин! Новая мама для ящерицы. А когда-то был вторым пилотом истребителя «Хагалаз». Динамика жизни, мать ее, — Сева осторожно протянул ему палец. Глаза малыша распахнулись, он смешно закудахтал и полез в брючину.
— Эй, погоди! Ха-ха-ха! Щекотно же! Хи-хи-хи, вылезай!
— Ты можешь совершенно спокойно возвращаться на базу. Не волнуйся — он теперь от тебя не отстанет.
— Надеюсь, на базе ты подыщешь себе мамашу посимпатичней, чем я, — пробормотал Сева. — Ну что глазами хлопаешь, цыпленок? Пошли.
Гвиера пожалела, что с Себастьяном не оказалось напарника. Ей бы очень хотелось увидеть эту картину со стороны: могучий хорошо вооруженный мужчина и беспомощное пушистое существо, шествующие по лесной дороге.
В ту далекую ночь она не смогла уснуть.
Горячая чашка чая приятно обжигала руки, но не могла согреть. Катя смотрела прямо перед собой, пытаясь понять, что теперь ей делать. Мир вокруг нее рушился с таким скрежетом, что хотелось зажать уши руками и закричать.
Вскоре в кухню вышел Николай.
— Ты чего не спишь?
— Мне грустно, вот и все.
— Ничего себе вот и все! — он сел напротив, забрал у нее чашку и шумно из нее отхлебнул. — Выкладывай. Учти, мне завтра на службу, так что я должен выспаться.
Катя вздохнула.
— Тебе не понравится.
— Итак?
— Я не выйду за тебя замуж.
Николай присвистнул.
— Хорошенькие новости. В тебе проснулся мандраж белого платья? Давай красное купим.
Катя грустно улыбнулась и покачала головой.
— Дело не в мандраже. Я… В общем, мне сегодня звонил доктор Черных, и… — она глубоко вздохнула, набираясь храбрости. — У меня никогда не будет детей.