Я опустился на голые доски, положив в изголовье куртку. Голодному полезно спать, потому что во сне не чувствуешь голода. Сон послушно овладел мной…
Но вот снова щелкнул замок. В светлом проеме стоял сержант в тонкой рубахе стального цвета. Живот заметно округлился. Брючной ремень еще больше провис книзу.
– Идем. Торопит, – сказал он, неприязненно глядя в мою сторону.
Поднявшись, я взял куртку и двинулся к выходу.
– Куртку на что берешь? – удивился он.
– Клопы у вас тут… Вытряхнуть надо, – ответил я, еще не осознавая, для чего беру с собой одежду.
Около столика сержант остановился, поправил ремень с тяжелой кобурой и сытно икнул, доставая свежий бланк из стола.
Сержант освободил мне обе руки от наручников и попросил, чтобы я не напрягал пальцы, пока он будет меня «обкатывать». Он стоял за столиком. Я – сбоку. Он уже потянулся пальцами к моему левому запястью, но в этот момент мой правый кулак угодил сержанту точно под правое ребро. Сержант громко икнул, согнулся пополам и взялся глотать воздух одними губами. Он был не в силах сделать вдох. Осталось захватить руками его шею и слегка придавить. Из подобного захвата нет выхода. Шея оказалась довольно жирной. Взбрыкнув ногами, сержант тихо испортил воздух и стал быстро оседать.
Падение сержанта было беззвучным. Мои пальцы быстро шарили у него под рубахой. Расстегнув ремень, быстрым движением я выдернул его из брюк – пистолет в кобуре глухо стукнулся о пол. Я выхватил его из кобуры, вынул магазин, опустил книзу защитную скобу и дернул затвор: пистолет развалился на две главные детали. Затвор сунул себе в карман, остальное осталось на полу.
Я торопился. Пальцами нащупал у сержанта шейный пульс: сердце сержанта билось, он слабо дышал. Однако надо было на какое-то время обездвижить потенциального преследователя. Я уцепился ему за пояс брюк и выдрал чуть не все пуговицы. С мясом. Включая верхние. Теперь ему будет не разбежаться. Заправив ремень в виде двойной петли в пряжку и вставив туда обе его руки, я крутанул это приспособление несколько раз за оставшийся свободный конец. Петля намертво сжала запястья. Сержант был крепко связан. Без единого узелка. Его же собственным ремнем.
Кажется, он начинал приходить в себя, потому что слегка дернулся. Пора было делать оттуда ноги.
Я схватил со стола наручники и осторожно выглянул из закутка. Никого. Как видно, по воскресеньям здесь дела нет никому до милиции. Заглянув по пути в кухонку, я заметил на стене старый овечий тулуп. Дернув его с гвоздя, я тихо вышел из отделения.
На крыльце оказался косматый мужики, он читал расписание работы. Внизу у тротуара стоял мотоцикл «Урал» с коляской.
– А говорят, что круглосуточно работают, – ворчал мужик, берясь за дверную ручку.
– Нет там никого, – проговорил я степенным голосом и добавил, развивая мысль: – Кроме меня – никого. Тулуп вот надо просушить – дома, на огороде… Может, подбросишь?
Мужик уставился мне в лицо, словно ему предлагали уравнение с тремя неизвестными.
– Куда едешь? – смудрил я.
– В деревню, в Нагорный Иштан, – нехотя ответил тот.
– И мне туда же, – обрадовался я.
«Урал» быстро завелся и понес меня прочь от опасного места. Впрочем, мне казалось, что мотоциклист недостаточно быстро едет. Однако торопить его было нельзя.
На перекрестке я оглянулся: на крыльце маячил сержант. Он придерживал брюки скрученными руками. Потом вернулся назад. Побежал докладывать о происшествии дежурному оперу. Сейчас они организуют погоню.
Между тем мотоцикл уже несся в конце поселка. Еще минута – и меня здесь не будет. Лишь пыль какое-то время еще будет висеть над дорогой, но и та вскоре сядет.
На двенадцатом километре, перед самой деревней, я попросил остановиться.
– На покос заглянуть надо, – пояснил я.
– Тогда я поехал. – Мотоциклист покосился в мою сторону. – Я думал, ты живешь здесь… на дачах…
– Раньше жил, теперь – нет…
Положив на плечо тулуп, я пошел осинником от дороги, углубляясь в лес. Позади затрещал мотоцикл, и вскоре все стихло.
Возможно, мужик подумал, что у мента не все дома: то он тулуп собирался сушить у себя на огороде, то вдруг решил отправиться на покос. Но какой здесь покос, когда коров всех давно подкосили.
Память не подвела: на пути должен быть покос дяди Вани Захарова. Однако пройдены около пяти километров, а покоса все не видно. Тропинка заросла подлеском, и лишь по продолговатой впадине можно догадаться, что когда-то здесь разгуливал народ. Пройдя еще километра полтора, я оказался у косогора. Внизу темнела среди зарослей масса воды. Там была река. А где же покос?