После этого рейтинг Олёхи среди мужиков, то и дело прикалывавшихся по поводу его елды, которая, не зря в народе говорят, соотносится с размером не только носа, но и обуви, авторитет злостного ёбаря стал непререкаемым. Но если мужики стали относиться к этому качеству своего земляка с большим уважением, то среди баб число потенциальных кандидаток на замужество сразу же сошло на нет.
Следующую жену нашёл Олёха в Костоме, куда слава про него ещё не докатилась. Тося трижды побывала замужем, всё неудачно. О неудачах этих никто особо не распространялся, и потому на Кьянде-то и подавно ничего про те замужества не знали. Олёха честно рассказал, что жена померла, что есть шестеро ребятишек, девки живут дома, а трёх пацанов пока пришлось сдать в детский дом. Не утаил ничего и про себя, что, бывает, выпивает, как все, что пьяному лучше не перечить, а то и оплеуху огрести можно, что рыбачит, зимой, опять же, как все мужики, на охоту ходит, так что рыба и мясо в доме есть всегда.
Ну, Тося подумала маленько и согласилась. Своих детей ни с одним из мужей бог не дал сподобить, так хоть чужих на ноги поставить поможет. Дело было в субботу, как раз баня топилась, а коли замуж согласилась, так и в баню пошли вместе. А что таиться-то, не молодые, чай, скрывать нечего.
Когда Олёха в предбаннике разделся, Тося немало удивилась, и в низу живота заныло, то ли со страху, то ли от проснувшегося желания. Ночь выдержала с достоинством, хоть и пришлось постонать от боли и удовольствия, а в обед на почтовой лошади молодые уже катили на Кьянду строить семейную жизнь.
И опять девчонки новую маму приняли радостно – отец всё время при делах, а им, сердечным, материнской любви хочется, прижаться ласково, чтобы по голове погладили, похвалили за что-нибудь. Тося их сразу же, как родных признала, тут же душу свою распахнула и оттаяла, уже за вечерним чаем видела, как заберут они остальных, как большой дружной семьёй будут собираться вокруг стола, как самый маленький, который еще и говорить не умеет, мамой её назовёт. Даже слезу непрошенную смахнула.
– А ты чего, мама Тося, плачешь? – заметила Катька.
– Да от радости я плачу, детушки вы мои. От радости, что нашла вас, горемычных, что заживём мы дружно да весело.
А не получилось! Если первые ночи еще думала, что просто мужик по бабе оголодал и теперь упущенное навёрстывает, то скоро поняла, что этот напор ей долго не выдержать. Трёх мужей пережила, случайные захаживали, всяко бывало, но такого ей принимать ещё не доводилось. И тоже через месяц дезертировала баба к себе в Костому.
Олёха за ней дважды ездил на лошади, звал обратно вернуться, мол, девчонки по ней скучают, слёзы льют. Тося тоже плакала, но вспоминала проведённые в коротком с ним замужестве ночи и категорично мотала головой: «Ни за что!»
Четвёртую жену Олёхе подсказали аж в Белозерске, где и пацаны его в детском доме определились. На рыбоприёмном пункте и имя назвали чудное – Валерия, и адресок примерный дали, рассказали, как от пристани пройти до конца улицы, где она в третьем с краю доме жила с взрослой дочкой. Правда, сказали, гуляет баба, попивает не в меру.
– Ну, у меня много не набалует. Пьянка, она ить от безделья да жизни безрадостной, а у миня работы хватит по хозяйству с этакой оравой. Да и у нас не в городе, кажинный день водку покупать никаких денег не хватит. Так что всё путём будет.
Нашёл Валерию без труда. Постучался, в дом зашел с гостинцами деревенскими: леща самого крупного и жирного мужики на гостинец выбрали, Анемподист лосятины копчёной принес, сала солёного шмат захватил. В доме как раз гулянка шла. Два местных хлыща в гости заглянули. Компания оказалась гостеприимной. А когда Олёха гостинцы на стол выложил, да бутылку водки посредине установил, так и вообще самым дорогим родственником был назван.
Валерия Олёхе понравилась. Не то, чтобы красавица, но бабёнка смазливая. И на личико ничего, и ухватить есть за что. Дочку представила. Тамарочкой звать. На вид лет двадцать, но видно, что вольной жизни всласть хлебнула. В одной руке стопка с водкой, в другой – сигарета дымится. Поморщился Олёха от вида курящей девки, потому как у них в деревне отродясь бабы не курили, но не на ней же жениться собрался.
Сел с краю стола к мужикам, присмотрелся. Он даже имена их запоминать не стал, не понравились они с первого же взгляду: слизкие какие-то, глазенки туда-сюда бегают, у одного все руки в наколках. За блатных себя выдают. Но и это ладно – не родственники. Так, в гости зашли. Как сказали, на чашку чая, но видно было, что до чая там немало было и что покрепче принято. А когда Олёхину бутылку разверстали, к нему уже начальственно так, который с наколками, мол, пора, мужик, тебе за новой в магазин бежать, и так это кулачком своим перед носом вертит.