– И все же, – задумчиво проговорил Шелестов, – вы готовы ответить на мой вопрос, который, я так замечаю, вы поняли.
– Мог ли сыграть Альбрехт на весь банк, как говорят картежники? – майор хмыкнул и покрутил головой. – Интересная мысль. Значит, вы полагаете, что начальник местного гестапо мог оценить ситуацию на фронте как катастрофическую для вермахта и вообще предвидеть поражение Германии? Но для этого он должен перестать быть фанатиком и ярым нацистом. А он таковым является. И все, кто его знал, оценивали Альбрехта именно так. И второе: он должен был вступить в сношение с представителями разведок заинтересованных стран. Просто забрать архив с именами и адресами оставленной и готовой работать агентуры, чтобы потом когда-нибудь предложить ее какому-то покупателю? Слишком много «но» в этой гипотезе.
– Конечно, вы правы, – согласился Шелестов. – С этих позиций, безусловно, Альбрехт так поступить не мог. Ну а если мы его недооцениваем? Если ярый нацизм и преданность рейху – лишь маска, лишь хороший добротный образ? А если мы с вами не знаем, что эмиссар западной разведки вступал с ним в контакт? Ведь Альбрехт, по вашему же утверждению, работал очень тонко. Мог сработать так же тонко и вступив в отношения с американской, британской или любой другой разведкой. Вы не согласны со мной?
– Я допускаю такую возможность, – после недолгой паузы ответил Морозов. – Ценность такого архива сложно переоценить. Я понял задачу. Будем прорабатывать и возможность подобных контактов. Но все же меня настораживает информация, что некто неизвестные что-то ищут в лесах на недавно освобожденной территории. Я представлю вам показания свидетелей, к которым обращались неизвестные с расспросами, есть ли в лесах немцы, попавшие в окружение, причем именно небольшие группы. Есть ли в разрушенных селах люди, которые откровенно прячутся там, избегая встреч и с советскими военными, и с гражданскими тоже. Разумеется, обращались с расспросами не наши, не офицеры контрразведки. Это я проверял.
– Хорошо, покажете мне потом протоколы допросов. А теперь расскажите мне о жене Альбрехта, – попросил Шелестов. – Говорят, она в немецком гарнизоне была не последним человеком.
– Напрашивается расхожее определение: «фельдфебель в юбке», – улыбнулся майор, – но больше к ней подходит другое – «генерал в юбке». Она в гарнизоне, точнее в его женской части, заправляла всем. Здесь не так много было офицерских жен, но и среди служащих оккупационной администрации было немало женщин «фольксдойче»[1]. Это была ее армия, и она ею командовала. Она следила за всем, начиная от того, какой должна быть немецкая женщина: как одеваться, какую иметь прическу, как относиться к русской прислуге. Естественно, как воспитывать детей, как приобщать их к исконно германской культуре. Анна носила фамилию Альбрехт по мужу. Урожденная же она Анна фон Аккерман. Старинный род со шведскими корнями. В гарнизоне постоянно проводились концерты и действовал какой-то женский клуб, в котором немки делились кулинарными рецептами, выкройками платьев, музицировали и, конечно же, проводились беседы о Германии, о фюрере и все такое прочее.
– Вы хорошо осведомлены о ней, – удивился Шелестов.
– Эти сведения мы получили от подпольщиков. Они давно искали подходы к Альбрехту. В том числе и через его жену. Изучали быт их семьи, распорядок дня. Несколько раз готовили покушение на штурмбаннфюрера. Но попыток было всего две. Сильная агентура была у гестаповца. Этим ценен и его архив. Ведь все эти люди остались на освобожденной территории.
– Значит, Анна фон Аккерман любит порядок в доме и детей? – усмехнулся Шелестов.
– Очень. И эта любовь не мешала ей бить по лицу и плеткой свою прислугу и официанток в офицерском ресторане. Русские для нее, как и для мужа, – люди второго сорта.
– И завербовать их было невозможно, даже предложив много денег? – Шелестов задумался. – Послушайте, Тимофей Иванович, нам с вами надо не ошибиться в анализе и на его основе составить план действий. Либо они фанатики: и муж гестаповец, и жена арийка, и оба готовы умереть за свой рейх и за своего фюрера, либо…
– Либо они циники и садисты, люди, привыкшие жить в роскоши, которую обеспечивают им другие, – продолжил Морозов мысль Шелестова. – И тогда они могли понять, почувствовать своим избалованным чутьем, что все рушится. И что скоро наступит конец и рейху, и фюреру. И им сейчас подвернулся единственный шанс вовремя соскочить с подножки этого поезда и пересесть в лодку, которая доставит их в уютный и обеспеченный мир вдали от грохота канонады и смертей мирного населения.
1
Фольксдойче (