Они столкнулись лоб в лоб. Павел ударил ребром ладони по затворной раме, выбил оружие. Оставались кулаки.
С подобным майор Кольцов еще не сталкивался: они одновременно послали друг друга в нокаут! Немец треснулся затылком об косяк, каска забренчала по полу. Кольцов упал на спину, в глазах потемнело. Он собирал себя по фрагментам: подтягивал колени, шарил по полу.
Немец оторвался от косяка, его шатало, глаза сбились в кучку. И без того не красавец, а теперь и вовсе пьяный забулдыга, стащивший чужую одежду, он вздрагивал, издавал рыгающие звуки, ощупывал припухшую скулу. Глаза наполнялись яростью. Кричать он не мог – что-то сломалось в его челюстно-лицевом хозяйстве.
Беззвучно разевая рот, фашист бросился в атаку – а майор не успел подняться! Но ручку ржавого ведра ухватить успел. Отчаяние удесятерило силы. Он послал ведро навстречу немцу и попал ему прямо в лицо! Ведро было с зазубринами, практически без дна. Немец упал на колени, схватился за голову. Кровь сочилась между пальцами.
Кольцов поднялся, добил противника по макушке огрызком доски. Доска переломилась. Диверсант качнулся, но не упал. Лицо утратило всякий смысл. В брючном кармане что-то мешалось, стесняло движения. Павел тоже тормозил, движения отставали от мыслей. Он вытянул застрявшую в кармане гранату-«колотушку», стиснул рукоятку и ударил металлической болванкой немца по виску. На железке остались разводы крови. Фашист завалился на бок – большего от него ничего и не требовалось.
Павел привалился к косяку, переводя дыхание. А что, нормальный подход. Пошатываясь, он выбрался наружу…
И снова попал в переделку! За углом топали солдаты, горланил офицер. Павел бросился за угол, потом передумал. Смерть уже здесь, незачем торопить события. Резким движением он скрутил колпачок с торца рукоятки, дернул за выпавший оттуда шнурок и бросил гранату в немцев. А сам вприпрыжку помчался за дальний угол, нырнул в поворот и прижался к стене.
Заряд сработал у диверсантов под ногами. Передних разнесло, остальные шарахнулись обратно. Павел высунулся из укрытия. Плавали клубы порохового дыма. Трое валялись в живописных позах. Самому незадачливому оторвало ногу – он фактически наступил на гранату.
Павел кинулся в просвет между ближайшими хибарами. За ними снова плетень, покатый травянистый подъем, спасительный лес…
– Майор, сюда! – хрипло выкрикнул знакомый голос, и он свернул на звук. Серов выглядывал из-за поленницы, грязный с ног до головы. За спиной кричали. Генерал стрелял из «Парабеллума», закусив губу. Молодец, Михаил Константинович, не сбежал! Кольцов втиснулся за поленницу. Трое или четверо немцев перебегали в дыму, один корчился, держась за живот.
Серов опустошил обойму, вопросительно глянул на майора.
Они пробирались мимо завалившейся бани. Странные мысли в голове: сейчас бы так охотно променял шило на мыло! Трухлявые сараи, «падающий» колодец, силосная яма, распахнувшая пахучее нутро…
– Ты крепкий орешек, майор… – бормотал Серов, – а я подумал, что это ты себя взорвал…
– Не дождутся, товарищ генерал, мы еще помотаем им нервы… А вы тоже, простите, парень хоть куда… Не только на военных картах играть умеете…
В лес их не пустили. Самый шустрый из диверсантов оказался сбоку и спутал все планы. Очередь пропорола землю под ногами, когда они подбегали к опушке. Серов споткнулся. Павел схватил его под руку, поволок дальше. Вторая очередь едва не перебила им ноги.
Сопротивляться было нечем. Два шага до леса – но это дальше, чем до Берлина. А ведь столько жил порвали… Павел словно уткнулся в стеклянную стену, угрюмо посмотрел в недосягаемую чащу. Застонал генерал, подкосились ноги. Павел медленно повернулся. Немцы не стреляли. Одиночная фигура приближалась сбоку, целая компания – от деревни. Подходили неспешно, устали – умотал их майор. Картинка расплывалась, лица диверсантов превратились в кляксы.
Самый первый был точно офицер. Он молча, с угрюмым высокомерием смотрел в глаза Кольцову. Потом покачал головой и ударил автоматом Кольцова в висок. Жизнь на этом не закончилась, но взяла паузу…
Череп трещал – казалось, его раскололи, а содержимое залили кислотой. Пленных оттащили в лес, но, видимо, недалеко, бросили на поляне – ощущался острый аммиачный дух. В низине было болото, гудели комары. Павел лежал на боку со связанными за спиной руками. Кроме головы, ничего не болело – он просто не чувствовал тела. Зрение постепенно возвращалось. На душе было пусто – неужели смирился? Под боком стонал генерал Серов, он лежал лицом вниз, ему тоже связали руки бечевой.
– Майор, ты жив? – голос был слабый, дрожал.