Она резко повернулась. Грек Леонтий глядел на нее темным горящим взглядом.
— Как вы посмели?!
— Я пришел только поглядеть, как вы спите.
— Убирайтесь. Убирайтесь, или я кликну стражу!
— Прошу меня извинить, я только хотел понять причину, отчего мой господин не хочет проводить с вами ночи. Ведь вы такой лакомый кусочек…
Эмме действительно следовало позвать стражу. Но она была так возмущена, что по укоренившейся привычке самой обороняться схватила с подставки ложа светильник ночника, запустила им в наглеца. Он явно этого не ожидал, хотя попытался увернуться, но не лишком проворно, и масло из светильника вылилось ему на плечо. Огонек погас, и Эмма во мраке слышала сердитое шипение Леонтия, срывавшего с плеч хламиду. Потом он затих. Она еле различала его неподвижный силуэт в изножии кровати.
— Вы об этом пожалеете, госпожа!
— Вот-вот, запомни: госпожа! И не забывай об этом, раб! А теперь убирайся, если не хочешь, чтобы я криком всполошила весь дворец и все узнали о том, что ты, точно вор, прокрался в покои герцогини.
Когда он ушел, она еще долго не могла уснуть. Сказать ли ей завтра об этом мужу? Поверит ли он ей? Захочет ли поверить? Ведь Леонтий — его приближенный, а к ней супруг едва ли испытывает теплые чувства. Но одно она поняла точно: в лице Леонтия она приобрела непримиримого врага. Хотя разве она с самого начала не поняла, что этот человек ей не друг?
Следующий день был днем Святого Иллариона. Епископ Геривей прибыл, как и обещал, вовремя. Герцог Ренье не присутствовал за утренней трапезой, отправившись к канцлеру уточнить все детали церемонии ггоисяги. Не было видно и Леонтия.
Позавтракав, Эмма, оставив служанок, вышла прогуляться в парке. День выдался солнечный, с легким свежим морозцем. Эмма не спеша прогуливалась но гравиевой дорожке среди подстриженных голых кустарников. Ей хотелось побыть одной. Порой и всеобщее внимание утомляет.
Но долго насладиться покоем не удалось. Не успела она дойти до конца аллеи, как услышала громкий плач, голоса, крики. Завернув за каменную беседку, она увидела странную картину. К водоему спешно шел крупный мужчина в опущенной на лицо меховой каппе, несший за шиворот визжащую собачонку. За ним с плачем бежала нарядная девочка-подросток, пыталась отбить мохнатого зверька, но мужчина грубо ее отталкивал. В стороне столпилась стайка испуганных женщин, что-то кричавших, но явно не намеревавшихся вмешиваться.
Дойдя до водоема, мужчина с размаху кинул болонку в воду. Девочка так и занялась ревом. Мужчин, же довольно расхохотался.
— Впредь вам будет наука, голубушка.
Собачка меж тем вынырнула и, отчаянно загреба воду, поплыла к берегу. Девочка кричала, заламывала руки. Когда же болонка почти добралась до берега мужчина заметил стоявшие у дерева грабли и, схватив их, стал бить по воде, не давая животному приблизится. Девочка кинулась к нему, но он оттолкнул ее столь грубо, что она, не удержавшись на ногах, упала. Сопровождавшие ее дамы кинулись было к ней, но, едва мужчина прикрикнул на них, остались стоять на месте.
Эмму вдруг обуяла злость. Она резко выскочила из кустов и, схватив за рукоять грабли у растерявшегося на миг мужчины, рванула ее, одновременно сделав ему ногой подсечку. И хотя сама она едва не упала, то незнакомец, потеряв равновесие, пошатнулся и, громко ругаясь, свалился в воду у берега.
Сидевшая на земле девочка вмиг перестала плакать, словно пораженная, глядела то на Эмму, то ни выбиравшегося из воды мужчину и вдруг разразилась тонким безудержным смехом. Но тут ее песик выбрался на берег, отряхнулся, и девочка вмиг кинулась нему, схватила, кутая в свою накидку.
Только теперь Эмма поняла, с кем она сцепилась. Этого человека она ранее видела при дворе короля в Суассоне. Любимец короля, всесильный Аганон. Ругаясь на чем свет стоит, он выбрался из воды и, казалось готов был кинуться на Эмму, но, видимо, грабли в руках и решительный взгляд остановили его. Весь дрожащий от холода, в намокшем меховом плаще, оин гордо выпрямился.
— Вы забываетесь, сударыня!
— Это вы забываетесь, мессир. Здоровенным мужик, а затеяли возню с маленькой девочкой!
Светлые глаза Аганона метали молнии.
— Кля… Клянусь Всев.. Всевышним, вы пожалеете о том, что со… совершили.
Его трясло от холода. Зубы выбивали дробь. Эмма глядела на него с усмешкой. Ей, защищенной положением супруги Ренье Длинная Шея, нечего было опасаться угроз вознесшегося куртизана.
— Идите лучше согрейтесь у огня. И оденьтесь во что-нибдь сухое.
Он удалился с видом императора, оставляя на дорожке следы мокрых потеков.
Теперь Эмма повернулась к девочке. Вокруг той вились подбежавшие женщины, отряхивали.
— Ваше величество, вы вся промокли от этой твари. Идемте, вам надо переодеться.
— Ваше величество? — невольно поразилась Эмма. Только теперь девочка повернула к ней лицо, на котором блестели светло-карие глаза, а темные, выбиющиеся из-под мехового капюшона кудряшки трогательно контрастировали с веснушками на курносом носу. Она горделиво вскинула маленькую головку:
— Да, я королева Этгива. А вы кто, мадам?
Когда Эмма представилась, у маленькой королевы округлились глаза.
— Так вы и есть та герцогиня Лотарингская, которую от всех прячут?
Подобный вопрос несколько обескуражил Эмму. И вдруг она поняла, что, проживя почти неделю в Реймсе она, по сути, была удалена от двора. Крыло дворца, в котором располагались ее покои, находилось в стороне от других, она не участвовала во всеобщих трапезах. какие устраивал король, даже в церковь ходила лгшь к заутрене, когда там почти нет людей. Но, возможно, ее просто не желал видеть король Карл.
В себя ее привел громкий смех королевы.
— О небо! Клянусь, мадам, вы были просто великолепны! Надо же! Хоть кто-то проучил этого противного Аганона!
Дамы вились вокруг королевы, просили немедленно отправиться в покои. Но она только гневно топнула на них ножкой.
— Герцогиня Лотарингская спасла моего Пушка. Я пойду только с ней. Ее платье, которым она прижимала намокшую зверюшку, совсем пропиталось влагой, и Эмме пришлось поскорей проводить ее к себе. Она укутала ее в меховой плащ, усадила поближе к огню, велела принести для юной королевы чего-нибудь согревающего.
Девочка-королева с восторгом разглядывала покои Эммы.
— Какие великолепные! Не то что моя башенка. Эмма была удивлена. Как, разве королеве франков есть на что жаловаться? И тут Этгиву точно прорвало Да, ее королевские покои ни на что не годятся. Так душно и сыро. Покрывало воняет псиной. А вот Аганон спит на соболях. Все лучшее отдано Аганону. Король постоянно задаривает его подарками, ездит с ним на охоту, пирует с ним. А она все время одна. Король смотрит сквозь пальцы, когда Аганон даже обижает ее. И тот Бог весть что о себе возомнил. Сегодня вот хотел утопить ее Пушка. А все из-за того, что Пушок стал на него рычать, когда Аганон позволил себе накричать на нее.
— И если бы не вы… мадам… Ах, как я вас люблю!
Этгива уже ластилась к Эмме со всей детской непосредственностью. Молодая женщина была тронута и растерянна.
— А правда, что я ваша тетушка и вы тоже из Каролингов? — вдруг засмеялась девочка. И когда Эмма подтвердила, задумалась.
— А мой царственный супруг утверждает, что это невозможно. Я сама слышала.
Эмма несколько удивилась, хотела расспросить поподробнее. Но Этгива уже стала громко восторгаться браслетом герцогини в виде обвившей запястье змеи с изумрудными глазами. Пришлось подарить ей браслет.
— Как я вам завидую, — вздыхала Этгива, разглядывая на своем запястье роскошное украшение. — Вы вышли замуж за человека, который никогда не спит с мужчинами, а значит, все его дары достанутся вам.
Эмма вдруг почувствовала, что краснеет. Эта девочка — ей лет двенадцать, не более — знает такое, о чем она в ее возрасте и предположить не могла. Этгива тут же стала жаловаться, что большую часть украшений, что входили в ее приданое, король передарил Аганону. И тут же осведомилась, какое приданое у Эммы.