Выбрать главу

Когда супруги живут вместе, не обходится без общения на бытовые темы. Виктор по-прежнему складывал в корзину для белья то, что надо было постирать, и Надя стирала, а потом, высушив, по привычке складывала аккуратно в шкаф, на его полки. Гладила ему сорочки, напоминала о том, что пора бы уже заплатить за коммунальные услуги или отремонтировать кран. И поскольку честно призналась ему в том, что у нее есть другой мужчина, то есть что она чиста перед мужем, что не лгунья, то считала, что имеет право вернуться домой за полночь, подшофе и спокойно лечь спать.

Иногда ей казалось, что в воздухе витает электричество. И что тишина в квартире, где дремлет на диване обманутый муж, ложная, что на самом деле все постепенно идет к тому, что еще немного, и произойдет взрыв. Что от лопнувшего терпения Виктора взорвется вся квартира, дом и район, Москва, страна! Но потом она отнесла это к своим собственным страхам и успокоилась.

Но вот сегодня она снова почувствовала это электричество. И оно было особенно чувствительным, она словно кожей почувствовала боль. И как же это было некстати, так некстати, когда она вернулась домой раненая, с оголенными нервами и разбитым сердцем, оставив свою кожу где-то на постели в гостиничном номере… И теперь, без кожи, уязвимая, слабая и как никогда нуждающаяся в поддержке мужа, она вдруг поняла, что не может подойти к нему и пожаловаться на то, что ее бросили. Что она потеряла это право.

Но все равно подошла. Села рядом с ним на диване и положила ему голову на плечо. Заплакала.

– Он бросил меня… – прошептала она сиплым голосом. – Просто бросил, и все. Словно это я виновата в том, что с ним случилось.

Виктор аккуратно отстранил от своего плеча ее голову и отодвинулся сам.

– У тебя сестру убили, а ты думаешь о своем ***ре…

Он произнес такое грубое слово, просто наигрубейшее слово, что Надежда физически почувствовала, как тысячи тонких иголок стыда вонзились в ее щеки и уши. Как, как он мог ей сказать такое? Нет, она, конечно, знала, что все медики циники и бывают грубыми, но только не ее Виктор. А он, оказывается, ругается матом! Никогда прежде она такого за ним не замечала. И как же грязно, оскорбительно у него это получилось, словно это он ее назвал распоследней шлюхой. А что, если он в кругу своих коллег говорит о ней в третьем лице, обзывая самыми последними словами?! Что, если это ее измена сделала его таким?

– Ты еще считаешь вправе жаловаться мне на то, что тебя бросили? Ты это серьезно?

Он встал, сел напротив нее на стул, сцепив пальцы рук между колен, при этом опершись на них локтями, как человек, которому просто необходима была опора, пусть даже и такая, на физическом уровне. Лицо его было розовым, он волновался. Видно было, что ему и самому не по себе от того, что он опустился до такой грубой манеры общения со своей женой.

– Да, у меня умерла сестра, я в трауре, еще меня бросил Юра, которого могут посадить в тюрьму… И ты еще отвернулся от меня. И что же мне теперь делать? Как быть? Что делать? Я не понимаю, что вообще происходит! Ведь Лида взяла машину именно у тебя, а не у дяди Феди с мыльного завода! И на камере вроде бы ты…

– У меня алиби, дорогая. И это просто чудо какое-то, что оно у меня есть, что в момент, когда произошло убийство, я был на операции. А если бы алиби не было? Меня посадили бы за убийство Лиды? Вот просто взяли и посадили, потому что камера засекла мужика в кепке за рулем моей машины рядом с Лидой?

– Но она спрашивала у тебя машину? Это факт!

– Спрашивала! Сказала, что поедет на природу. Я еще удивился. Подумал, с чего бы это? Она же ненавидела все эти пикники, костры, палатки…

– Точно, ненавидела. Но поехала же! И что ты тогда подумал? То же, что и я, что у нее появился наконец мужчина и она готова была с ним отправиться хоть в лес, хоть на речку?!

– Да, именно так я и предположил. Потому что не мог себе представить, чтобы Лида, наша Лида, которую я знаю сто лет, изменила своим принципам и отправилась в лес кормить комаров. Я даже порадовался за нее. Но вопросов задавать не стал, просто отдал ей ключи от машины, и все.

– Но что же тогда получается? Я попыталась себе все это представить. Итак… – И Надя, воспользовавшись возможностью как-то сгладить конфликт и разговорить мужа, начала делиться с ним своими соображениями: – Она берет у тебя ключи, садится в машину, по дороге в лес сажает в нее мужчину, почему-то похожего на тебя, за руль. Там же, в машине, ее угощают кофе, возможно, из термоса или же они останавливаются где-нибудь на заправке, в кафе, пьют там кофе, только у нее кофе уже отравлен, потом отъезжают от заправки. Лида уже умерла, и вот тогда-то в укромном месте этот мерзавец останавливает машину, переодевает мою сестру в это жуткое платье… После чего отвозит в лес, где его поджидает Юра… Витя, скажи, может, я чего-то не понимаю?! Я уже всю голову сломала, когда пыталась представить себе ход событий. Но в машину-то Лида садилась живой! Все же произошло в один день! И машину взяла, и посадила кого-то чужого туда, и умерла, и переодели ее там же, и в лес отвезли, и землей присыпали… А Юра-то при чем? Какое отношение моя сестра имела к Юре? Что их могло связывать? Знаешь, не хочется думать, что Юра встречался с нами обеими… Он не такой. Не такой!