Избрана могла бы напомнить смолянам их клятву верности, но для этого нужно было явиться в Смолянск. У нее хватило бы отчаянной смелости на этот шаг, даже если никто не захотел бы ее сопровождать, но она сообразила слишком поздно. Если Зимобор уже пришел в Смолянск, собрал вече и добился признания, то вернуться туда будет напрасной глупостью. Она только отдаст себя в руки победителя без надежды хоть чего-то добиться.
Дружина медлила, проедала добычу и оставалась на месте, не зная, что предпринять. Старейшина Годомысл обращался с гостями радушно, но Избрана отчетливо ощущала его все возрастающее беспокойство. Хозяин совсем не хотел, чтобы сюда явился князь Зимобор с войском и стал осаждать его родовое гнездо. И как ни лестно было дать приют княгине, гораздо сильнее хотелось, чтобы она поскорее покинула его дом.
И однажды вечером, дня через три после «охоты», Секач встал со своего места в овине, служившем пристанищем дружине, и поднял руку в знак того, что хочет говорить.
– Видит Перун, что дела наши сейчас невеселы, – начал Секач. – Попали мы, как Змей Сварогу в клещи. И надумал я средство. Как решите, так и будет.
– Что надумал-то? – спросил Предвар.
– Двое врагов у нас теперь – Столпомер да Зимобор. Мириться надо.
– Предлагал ведь княжич мириться, – напомнил Предвар. – Ты сам же не захотел. Тогда можно было условия получше выговорить. А теперь зачем ему нас слушать? Повяжет и за Хвалынское море продаст – вот и все переговоры.
– А мы не с ним, а со Столпомером мириться будем, – помолчав, предложил Секач. – С ним-то мы не ссорились. Что ему до наших дел? А еще вот что… Он ведь неженатый сейчас вроде, Столпомер, вдовый. А мы ему нашу княгиню в жены отдадим. И ей почетно, и нам выгодно.
Все охнули, задвигались.
– А если Зимобор не захочет? – спросил Блестан.
– Захочет Зимобор ее в руки забрать – тогда мы с него клятву возьмем нам не мстить, а за это выдадим ему сестру.
– А она сама-то как же? – мрачно спросил Красовит. Его лицо ничуть не просветлело, и всем видом он выражал совершенное неверие в согласие Избраны. – Не пойдет она на это.
– Ей пока знать не надо, – ответил ему отец. – Меньше крику будет. Завтра снарядим к Столпомеру людей. И пусть за невестой присылает. Я сам к нему поеду.
И дружина незаметно перевела дух. Ехать к Столпомеру и сообщать о решении Избране всем одинаково не хотелось.
За время житья в Годомле Избрана приобрела дурную привычку подниматься с постели поздно. Все равно делать было нечего, выйти в дрянном тесном городишке некуда, а видеть никого не хотелось. Только прясть по вечерам с местными женщинами и слушать песни, протяжные и бесконечные, как нить на веретене, – но что она сюда приехала, прясть?
Однако сегодня ее спозаранку разбудил шум во дворе. Слышался громкий голос Секача, торопившего своих людей.
– Поди узнай, куда они снаряжаются, – велела Избрана девчонке, одной из хозяйских внучек, которую большуха приставила к ней для услуг. – Опять, видать, на разбой собрались…
Девчонка выскочила в сени, пугливо пряча глаза. Она боялась молодую княгиню, которая за все время ни разу не улыбнулась и почти не разговаривала, только приказывала.
– Говорят, воевода Секач поехал посмотреть, как там князь полотеский, – робко доложила девчонка, вернувшись. И добавила, словно хотела снять с себя непонятную вину: – Воевода Красовит сказал.
Избрана кивнула и взмахом руки отослала девчонку. Она была даже довольна отъездом Секача – наконец-то старый кабан по-настоящему взялся за дело! Но неприятным было то, что он уехал, не предупредив ее. Неприятным, но неудивительным. После происшедшего Избрана не надеялась не только на доверие Секача, но даже на простую почтительность. Если все это кончится… когда все это кончится, от Секача нужно будет избавляться.
С воеводой уехала довольно большая часть дружины, Предвар отправился на охоту. Избрана надеялась, что действительно на охоту. Из нарочитых мужей в Годомле остались только сам хозяин и Красовит. Оба они ни разу за день не попались на глаза Избране, и непривычная пустота и тишина вокруг начали ее тревожить. В самом воздухе носилось что-то беспокоящее. Избрана волновалась, сама не зная из-за чего, и с нетерпением ждала возвращения Секача.
Под вечер, когда воздух посерел, к ней опять явилась девчонка.
– Воевода идет! – пискнула она в дверную щель и скрылась, не успев даже сказать, какой воевода.
Ожидая Хедина, который единственный находил в себе смелость и охоту нарушать ее одиночество, Избрана сидела у стола, не поднимая головы. Перед ней лежал кожаный мешочек, в котором хранилось зеркало, но за все эти дни Избрана ни разу не испытала желания достать заморское чудо. Не хотелось смотреть в глаза даже самой себе, а при мысли о том, что может привидеться Зимобор, возникал настоящий ужас. Теперь-то беглец не улыбнется! «Вот до чего ты все довела! А ведь я предупреждал!» – как живой слышался ей голос старшего из братьев, суровый, осуждающий. А пока она сидит в этой дыре, соперник уже может быть в Смолянске.